Евгений Малякин - Ужас замкнутого пространства. Криминально-политический детектив 2000 года

того, чтобы под венец вести таскает на партийные сходняки.

В общем, помимо обрыдлой, но такой необходимой работы, забот у

Соломатовой по дому, да с сыночком хватало.

…В это роковое июньское утро Ирина проснулась раньше всех в

квартире. Несмотря на то, что предстоял трудный и хлопотный

рабочий денек, настроение у женщины было хорошее. Сын спал (или

делал вид, что спал) в импровизированной отдельной комнате за

ширмой.

Ирина направилась сначала в ванную, мурлыкая на ходу услышанную

вчера в юмористической программе песенку:

Утром взявши мыльце,

Нужно вымыть рыльце,

Надо вымыть ручки

И другие штучки.

Плещась под теплым душем, Соломатова вдруг услышала за стенкой,

где находился туалет, страшный грохот.

«Похоже, это на унитаз обрушился старый чугунный сливной бачок»,

– решила Ирина, торопливо накинула халат и выскочила в коридор.

Вслед за ней, разбуженный шумом туда выполз Лев Николаевич

Хмелевский, протирая заспанные глаза и откровенно плохо

соображая, что происходит.

Впрочем, Ирина тоже с трудом осознавала суть случившегося. Дверь

туалета была слегка приоткрыта, но когда Соломатова стала ее

открывать (как всегда, вовнутрь), дверь пружинила, будто

скрепленная с противоположной стены тугой и толстой рессорой.

– Что за ерунда такая! – в сердцах воскликнула Ирина, устав

пихать со всей силы пружинящую дверь плечом.

Тут она заметила ошалело застывшего на пороге своей комнаты

Хмелевского и сделала ему приглашающий жест рукой.

Стиснув зубы и героически превозмогая пульсирующую в голове боль,

Лев Николаевич вместе с соседкой приналег на дверь сортира. Она

стала поддаваться гораздо лучше. Было такое впечатление, что

пружинящая рессора сдвигается постепенно в сторону и…

Ужас! Дверь со стуком распахнулась вовнутрь и в коридор, головой

вперед выпало некое человеческое тело.

Вопль разных оттенков удивления и ужаса одновременно вырвался у

трех свидетелей кошмара: Ирины, Льва Николаевича и выскочившей в

коридор из комнаты Фабриканта Яны Ворониной.

В первое мгновение можно было подумать, что человек просто в

дребезину пьян с утра пораньше. Такое бывает: зайдет в туалет,

ванную, прислонится спиной к двери, отключится, сползет на пол…

Ну, а затем выпадает при открывании. Или, скажем, когда друзья

доставляют до дверей квартиры невменяемого собутыльника и, не

желая общаться с его разъяренной супругой, звонят в дверь и

убегают. В результате, тело неожиданно впадает в квартиру.

Но это был явно иной случай. Одного взгляда на тело хватало,

чтобы понять: перед тобой труп. Вокруг сердца, на белой рубашке

мужчины расплылось огромное алое пятно, посередине которого

торчала замысловатого вида рукоятка кинжала.

Продолжая визжать, Ирина и подбежавшая Яна пятились от трупа,

вслед за которым из распахнутой двери туалета ползла привычная

сортирная вонь, к которой теперь еще примешивался запах свежей

крови.

Хмелевший тупо пялился на тело, пытаясь понять: это очередная

бредовая галлюцинация или перед ним натуральный покойник.

Ужас картины и самой ситуации заключался еще и вот в чем. Лет 50—55, довольно полный мужчина, лежащий на спине в коридоре, был абсолютно здесь чужой, но…

Но его лицо, еще не застывшее в мучительной смертельной гримасе,

было настолько знакомым, близким, чуть ли не родным. Сколько раз оно появлялось на фотографиях в разных газетах и журналах!

Сколько раз на дню эту говорящую голову показывали по каналам телевидения, где он чаще всего орал на всех и кидался, как припадочный..

Все, кто вслед за Яной выскочили в коридор на шум и крик – и экстрасенс Лиза Калинина, и супруги Воронины, и Сан Саныч – стояли в оцепенении, будто во сне, будто громом пораженные.

Сомнений как бы и быть-то не могло: перед ними собственной персоной, с ножом в груди, одетый в когда-то белую рубашку и легкие серые брюки, в одних носках, и навек теперь застывшими открытыми глазами лежал сам Исак Жирцов, председатель госдумовской фракции либеральной партии, один из вероятных претендентов на вакантный пока пост премьер-министра России…

Это выглядело настолько неправдоподобно, неестественно и нелепо,

что в течение, наверное, минуты в коммунальном коридоре Большой

квартиры одного из окраинных московских домов висела жуткая, гробовая тишина. Ее прерывали только всхлипывания юной Яны, которая всегда очень симпатизировала пассионарному Жирцову и любила смотреть на него и слушать по телевиденью, и которая теперь как в дурном сюрреалистическом сне наблюдала его, простертого у своих ног, выпавшего мертвым из коммунального туалета.