Евгений Малякин - Ужас замкнутого пространства. Криминально-политический детектив 2000 года

…Валерия уткнула лицо в ладони и плечики ее затряслись. Ирина

молча гладила ее по волосам, ожидая, пока девушка успокоится.

– Странно, почему вас не преследовали, чтобы… ну, закончить начатое… на них это не похоже. Наверное, тут что-то другое.

– А что, тетя Ира? Кому может понадобиться нас тут выслеживать и

убивать? Зачем? – подняла Лера заплаканное лицо.

– Я тоже ничего не понимаю, девочка моя!

Соломатова обняла девушку за плечи и подумала, насколько страшной

стала эта жизнь, если молодежь, вместо того, чтобы учиться,

работать, растить детей вынуждена через свои кровь и страдания

расхлебывать не ими же заваренную мерзкую кашу.

…Домой к тете они вернулись под утро. Ирина едва стояла на ногах от усталости – физической и моральной – навалившейся на нее за последние сутки.

Уложив отдыхать Валерию, она без сил рухнула на кровать рядом с похрапывающим Хмелевским. Но Соломатова не забыла предупредить тетю Валю, чтобы часам к двенадцати ее обязательно разбудили. Надо было не опоздать на встречу с соседями-погорельцами. С их помощью Ирина надеялась решить один очень важный на сегодня вопрос. Куда теперь девать фотографии?

***

Семейство Ворониных добралось до Подмосковного поселка Лесное, где проживала мать Андрея Васильевича только глубоким вечером, измотанные и усталые донельзя.

Всю дорогу и в электричке, и в автобусе, и пока шли пешком через поле, Маргарита Сергеевна хныкала не переставая. Ей до смерти было жалко и квартиру и, конечно же, все погибшее личное имущество.

– Годами наживали, Андрюша! Копили, недоедали, во многом себе

отказывали и Яночке отказывали и вот, на тебе! За пятнадцать

минут все превратилось в пепел! И ведь уже ничего никогда не

восстановишь, Андрюша, мы ведь уже пожилые, а времена то вон

какие…

И Маргарита Сергеевна, притормозив, прикладывалась к плоской

коньячной бутылочке. После чего пару минут молчала, как губка

впитывая живительную влагу, а потом начинала причитать заново.

Дочь Яна не обращала внимания на материнские стенания,

погруженная в собственные переживания относительно всеобщей

мужской подлости, и Сан Саныча в частности. Только изредка она

укорительно говорила:

– Ну, мам, хватит, наконец! Люди же вокруг!

– А мы не люди? Хуже, чем с собаками… Живьем спалить хотели, гады!

Трагедийный пафос и голос Маргариты Ворониной были настолько сильны, что соседи по электричке и автобусу активно прислушивались к словам подвыпившей женщины.

А ее супруг, врач Андрей Воронин, понимая горе жены (как, впрочем

и свое с дочкой) испытывал гамму самых разных чувств. Самое сильное из них – было чувство страха. Он очень хорошо отдавал себе отчет, чем, скорее всего, для его семьи закончится это незапланированное утреннее «приключение».

«В таких случаях спецслужбы свидетелей не оставляют. Любой ценой,

где угодно. Если мы даже забьемся куда-нибудь в иркутскую тайгу

или в Курильские сопки – рано или поздно найдут и без лишних разговоров уничтожат. Вопрос только во времени. Поэтому у матушки больше денька-другого оставаться нельзя, надо хоть ее пожалеть!

Но куда же деваться? Неужели за просто так вот умирать, ни за что, ни про что? Ладно мы еще с Марго – худо-бедно пожили, а Яночка еще толком ничего и не видела! Ей то за какие такие грехи наказание?!»

Решив завтра обязательно встретиться на Цветном бульваре с соседями-погорельцами, Андрей Васильевич философски рассудил: или мы вместе что-нибудь придумаем, чтобы нас оставили в покое, или… конец неминуем. И доктор засвистал в сумерках какой-то заунывный оперный мотивчик, завидев издали огни материнского дома.

***

Екатерина Аркадьевна Воронина, семидесятилетняя старушка, лет пятнадцать назад схоронившая мужа, сельского плотника, всякого, конечно, в жизни насмотрелась. Начиная с военного лихолетья, которое ей довелось пережить еще девочкой-подростком.

Но вот видеть семью единственного любимого сыночка Андрюши в

полном составе, да еще в роли бедолаг-погорельцев – такого ей и в страшном сне увидеть еще не доводилось. А тут они наяву оказались на пороге ее избы.

Накормив горемычных, старушка кое-как разместила всех по спальным

местам, а сама всю ночь ворочалась не в силах сомкнуть глаз,

переживая за случившееся.

Утро выдалось хмурым, накрапывал дождик, правда, теплый, июньский.

Андрей проснулся первым, сходил «на двор», покурил, соображая, не приснилось ли ему все вчерашнее. Но придя к неутешительному выводу, что нет, не приснилось, умылся и потихоньку включил телевизор.