Вадим Голубев: Преданные и проданные. Триллер

С казанскими нравами Сережа столкнулся на второй день пребывания в школе.

– Эй, ты, пенек обдристанный, кантуй сюда! – услышал он, когда выходил после занятий. На лавочке сидела компания парней с фиксами из нержавейки и синими наколками на руках.

– Надо идти! Рашид зовет! – подтолкнул Сережу сосед по дому блондинистый долговязый Славка, от которого несло мочой и спермой.

– Ты, что ли из Саратова будешь? – спросил сидевший в центре Рашид, двадцатилетний парень в куртке-варенке и серебряном перстне с дешевым камнем на мизинце.

– Я, – ответил Сережа и со стоном упал опрокинутый ударом ноги по позвоночнику.

– Так со старшими не разговаривают, – ласково сказал Рашид. – Вмажьте ему еще!

Пять ног опустились на голову и живот Сережи. Тот покатился по асфальту и замер, отплевываясь от крови.

– Может, достаточно, Рашид? – почтительно склонившись, спросил Славка. – Парень – неплохой, в одном подъезде со мной живет…

– Умойте его и тащите сюда! – приказал Рашид.

Сережу подтащили к колонке и подставили его голову под струю воды. Остановив кровь, текшую из носа и губ, парни поставили Сережу на колени перед Рашидом.

– Ну вот, пенек саратовский! Сегодня мы прописали тебя в Казани. Ему скажи спасибо, что не крепко прописывали, – кивнул Рашид в сторону Славки.

– Теперь к делу! У нас есть господа, есть солдаты и есть батраки. Господа командуют. Солдаты воюют – защищают господ, батраки – прислуживают и приносят господам деньги. Ты будешь, пока, батраком. Будешь носить нам «бабки» и на побегушках. Посмотрим на тебя. Окажешься умным – станешь солдатом. До армии или до тюрьмы будешь солдатом. Потом или вольную дадим, или перейдешь в господа. «Капусту» – четвертной в месяц – отдавать Славке. Он – старший по вашему классу. Отказаться нельзя – напрягать будем, говно жрать заставим! Понял?

– Понял, старшой!

– Тогда топай домой! Ты свободен! – милостиво отпустил Рашид.

До зимних каникул Сережа походил в батраках. Потом его перевели в солдаты: группировка готовилась к войне. Во время батрачества Сережа не терял времени даром. Еще на осенних каникулах Сережа сдружился с Верочкой, жившей в том же доме, только в подъезде для начальников. Верочкин папа был кадровиком объединения, помогшим сережиным родителям переехать в Казань. Верочку не трогали. Она отделывалась только оброком. Ее, не смотря на красоту, не затаскивали на оргии, не растлевали на «хазах». От нее держались подальше, поскольку преступный мир редко трогает сильных мира сего. Предпочитает подкупать их, превращать в свое лобби во властных структурах. Верочкин папа еще не помог мафиози, но мог пригодиться. Поэтому не трогали дочку, следили, чтобы ее не изнасиловали по пьянке. Стоявший рангом выше сережиного отца, верочкин папа не препятствовал дружбе: парень из своей среды, серьезный, начитанный, собиравшийся поступать в авиационный институт. Верочке Сережа сегодня нравится, а дальше всякое может быть. Скорее всего, детские увлечения пройдут, и выйдет Верочка замуж, разумеется, предварительно окончив экономический факультет того же авиационного института за человека с положением или за сына какого-нибудь чиновника из Москвы. А пока родители снисходительно относились к увлечению дочери. Папа при встрече протягивал Сереже руку, как взрослому. Мама время от времени доставала билеты в театр оперы и балета, филармонию, на закрытые выпускные спектакли учащихся театрального училища. В декабре Верочка и Сережа неумело, по-детски поцеловались в подъезде. Теперь они ждали окончания уроков, чтобы до прихода родителей уединить в квартире кого-нибудь из них и целоваться там до самозабвения. Воспитанная в строгости Верочка не позволяла Сереже залезать ей в трусики. Дело ограничивалось поглаживанием небольших упругих грудей, икр ног и поцелуев вокруг бюстгальтера. Развращенные одноклассники подмигивали Сереже и Верочке, рисуя в своих умах картины, на которые было способно их воображение.

До мая сережина «солдатчина» протекала вольготно: пару раз он дрался с пришлыми на дискотеках. В мае началась война. Сережа, как и все парни района, принимал в ней участие. Ему выдали велосипедную цепь, обрезок металлической трубы и пару самодельных гранат. После побоищ он не шел на «хазы» вместе со всем, предпочитая отсыпаться, готовиться к вступительным экзаменам и встречаться с Верочкой. Его называли женихом и не тащили на оргии. Сережа ненавидел порядки, царившие в среде казанской молодежи, но деваться было некуда. Слишком хорошая память осталась у него от «прописки», устроенной Рашидом. С трудом сдерживал он возмущение против творившегося вокруг, понимая, что сделать ничего не сможет, что все давно приняли эту власть тьмы, и никто не поддержит его возмущения. Единственной отрадой были встречи с Верочкой. Она. Выросшая в Казани, знала, что творится вечерами в парках, у дискотек, молодежных кафе, кинотеатров. Поэтому она не осуждала Сережу за частые отлучки, а просто ждала его. Ждала, чтобы с еще не растраченной нежностью, отдаться его объятиям, прижаться к еще не окрепшим мускулам, целовать мягкую щетинку на его щеках, поглаживая шею и мягкие каштановые волосы.