Вадим Голубев - Преданные и проданные. Триллер

– Работали, работали – все в пустую! На дядь работали, Шизик! – плюнул Славка.

– Вижу, что не на теть! – огрызнулся тот. – Править их надо, пидоров гнойных! Другие мнения есть?

– Я – за! – поддержал Славка.

– Мы – тоже! – откликнулись Мустафа с Шабакой.

– Где только этих тварей взять? – подумал вслух Славка.

– Боюсь, сдадут они нас ментам, – сказал Шизик. – Оставшееся шмотье надо отвезти в камеру хранения. Что-то, может быть, толкнем грузинам у комиссионок. За хатой будем следить. Эта старая проститутка – дядя Миша рано или поздно вернется. Тогда поднапряжем его, выйдем на Алешу с Анной.

Собрав вещи, кодла вымелась из квартиры. Она вовремя додумалась пойти не как всегда к остановке автобуса, а кружным путем. Парин увидели подкатывавшие к дому «воронки». Из них выскакивали менты и люди в штатском, рассредоточивались среди окружавших постройку деревьев. По-стариковски суетясь, шнырял между ними дядя Миша.

– Видать, не первых залетных сдают, твари! – возмущался Шизик. – Используют, как нас, потом обирают, потом ментов вызывают.

– А не боятся, что залетные сами их заложат? – поинтересовался Славка.

– Чего бояться? Залетные знают, что чем больше народа в деле – тем круче статья и больше срок. А дядя Миша всегда вывернется. Не знал, скажет, что квартиру ворам сдаю. А как узнал – сразу к вам, граждане-начальники, обратился. Он, поди, еще и у ментов премии получает, Иуда!

– Сколько же шмотья мы им за бесценок отдали! А сколько они у нас стырили! Жили, черт знает, как! Питались говном! И все ради того, чтобы московские дяди за нашу же доброту нас бы посадили, – возмущался низостью москвичей Славка.

– Да-а! Обнаглела Москва, – протянул Шизик. – Эй, такси! Шеф, на Казанский! Два червонца даю – поезд отходит!

Остатки барахла удалось пристроить за пару тысяч рублей азербайджанцам, крутившимся у недавно открытого универмага «Московский». При расчете азер попытался переломить пачку денег пополам.

– Пачкой-то не мельтиши! Знаем мы вас – кидал! – прикрикнул на него многоопытный Шизик.

Азеры попытались рыпнуться, но, увидев недобро сузившиеся глаза парней и опущенные в карманы курток руки, рассчитались честно.

– Теперь гульнем! – обрадовался Шабака.

– Не торопись! – остудил его пыл Шизик. – Сначала надо с этими аферистами поквитаться. Когда стемнеет, снова к дяде Мише заскочим. Авось, что-нибудь выйдет.

Стемнело по-осеннему рано. Кодла снова кружным путем явилась по знакомому адресу. У дяди Миши горел свет и слышались голоса. Славка хотел попросту вышибить дверь, но Шизик остановил его. Он приник к двери и прислушался к разговору в квартире.

– Вы бы хоть какую-нибудь засадку у меня оставили, гражданин участковый, – просил дядя Миша.

– Не бойся, дядя Миша! Они не сунутся! Они сейчас в свою Казань-Рязань с полными штанами улепетывают! Ну, давай еще по одной – и я потопаю. А за курточку – спасибо! Давно я о такой коже мечтал! – отвечал дяде Мише молодой голос.

– Я маненько приберусь после этих лохов казанских и пойду к Анне.

Вечером к ней Алеша должен зайти – «бабки» принесет. Тогда завтра тебе, как уговаривались, полтысчонки подкину.

– Ну, бывай, дядя Миша! Я завтра к тебе в это же время заскочу.

Услышав приближавшиеся к двери шаги, Славка и Шизико тихо поднялись на второй этаж. Они проводили взглядами старшего лейтенанта в милицейской форме, уносившего пластиковый пакет, сквозь который просвечивала куртка Владика.

– Вот, мрази! – прошептал Шизик. Даже с ментами обносками расплачиваются. Вконец обнаглели!

Прислушиваясь к шорохам в квартире кодла расположилась на лестнице. Ждать пришлось недолго. Дверь открылась, из квартиры вышел дядя Миша и снова влетел в нее, получив удар в челюсть. Старик не успел даже удивиться. Шизик прыгнул на него и ударил двумя ногами в грудь. Затрещали ребра, дядя Миша открыл рот, но не смог ни крикнуть, ни охнуть. В рот въехал славкин ботинок. Кодла заперла двери, задернула рваные занавески в комнате и на кухне. Шизик достал лейкопластырь, которым заклеил рот старику. На кухне, тем временем, поставили кипятиться кастрюльку с водой. Потерявшего сознание старика привели в чувство, полив холодной водой.

– Где живет Алеща? Где живет эта проститня Анна? – спросил Шизик.

Старик отрицательно замотал головой. Внесли кипяток и опустили в него стариковскую мошонку. Дядя Миша завыл. Скупые слезы побежали по неумытому лицу. Мошонку вытащили. Она распухла и стала алой. Дед тяжело дышал, закатив глаза.