Ширли Джексон - Призрак дома на холме. Мы живем в замке

Компаньонка выиграла процесс и, думаю, выиграла бы второй – о клевете, – если бы решила его затеять. Теперь дом по закону принадлежал ей, однако младшая сестра не отказалась от своих притязаний – она засыпала несчастную компаньонку письмами и угрозами, обвиняла ее во всех смертных грехах, где только могла, а в местных полицейских архивах зафиксирован по меньшей мере один случай, когда компаньонка вынуждена была просить защиты от ненавистницы, гнавшейся за ней с метлой. Компаньонка жила в постоянном страхе из-за ночных краж – она настойчиво уверяла, будто кто-то проникает в дом и уносит вещи; мне попалось горестное письмо, в котором она сетует, что после смерти благодетельницы ни одной ночи не спала спокойно. Как ни странно, симпатии Хиллсдейла были целиком на стороне младшей сестры – возможно, потому, что компаньонка, бывшая деревенская девушка, стала теперь владетельной дамой. Понимаете, никто не думал, что она убила хозяйку, но все охотно считали ее мошенницей, ибо и сами были не прочь при случае смошенничать. Людская молва всегда жестока. Когда бедняжка покончила с собой…

– Покончила с собой? – Элинор даже привстала. – Ей пришлось покончить с собой?

– Вы хотите спросить, был ли у нее другой способ избавиться от мучительницы? Сама она, очевидно, считала, что нет. В Хиллсдейле ее самоубийство объяснили муками больной совести. Я более склонен к другой версии: думаю, бедняжка принадлежала к разряду тех упрямых неумных женщин, которые намертво держат то, что считают своим, но не способны вынести постоянных нападок. Определенно ей нечего было противопоставить клеветническим измышлениям младшей сестры, деревенские друзья от нее отвернулись, и она явно сходила с ума от навязчивой мысли, что замки и засовы не в силах преградить путь недругам, обкрадывающим ее дом по ночам.

– Ей следовало бежать из дома как можно дальше, – сказала Элинор.

– В каком-то смысле она так и поступила. Я действительно считаю, что бедняжку сжили со свету. Кстати, она повесилась. По слухам – в башенке на крыше, но если в доме есть башенка, вряд ли слухи позволят вам повеситься где-нибудь еще. После смерти компаньонки Хилл-хаус отошел ее дальним родственникам Сандерсонам, на которых младшей сестре было куда труднее возвести поклеп, тем более что сама она к тому времени отчасти выжила из ума. Миссис Сандерсон рассказала, что, когда семья – то есть родители ее мужа – впервые приехала смотреть Хилл-хаус, младшая сестра их подкараулила и принялась выкрикивать оскорбления с обочины дороги, откуда ее и забрали в местный полицейский участок. На этом роль младшей сестры в истории, насколько я могу понять, закончилась: с того дня, как первые Сандерсоны ее спровадили, и до краткого сообщения о смерти несколькими годами позже она, по-видимому, молча лелеяла свои обиды и Сандерсонов больше не трогала. Что любопытно, во всех своих гневных тирадах она упорно стояла на одном: ни при каких обстоятельствах она бы не пришла в Хилл-хаус ночью – для кражи или для чего-либо еще.

– А что-нибудь и правда украли? – спросил Люк.

– Как я уже говорил, компаньонка под нажимом сказала, что вроде бы какие-то вещи и впрямь пропали, но не смогла твердо в этом поручиться. Понятно, что история о ночных вторжениях значительно повлияла на репутацию Хилл-хауса. Сандерсоны так и не стали в нем жить. Они провели в доме несколько дней, рассказывая местным жителям, что готовятся туда переехать, затем внезапно укатили, сообщив, что неотложные обстоятельства требуют перебраться в город. Однако у местных жителей было свое объяснение. С тех пор никто не провел в доме больше нескольких дней кряду. Много лет он предлагается на продажу или в аренду. Уф, долгая история. Мне нужно выпить еще бренди.

– Бедные девочки, – сказала Элинор, глядя в огонь. – Так все время и представляю, как они ходят по темным комнатам, пытаются играть в куклы – может быть, здесь или в спальнях наверху.

– Значит, старый дом просто стоит тут. – Люк осторожно тронул пальцем мраморного купидона. – Все на своих местах, ничто не используется, ничего больше никому не нужно. Просто стоит и думает.

– И ждет, – сказала Элинор.

– И ждет, – подтвердил доктор, затем добавил медленно: – Полагаю, зло заключено главным образом в самом доме. Он порабощает и уничтожает людей, ломает их судьбы. Это замкнутое средоточие злой воли. Что ж. Завтра вы увидите его целиком. Сандерсоны, еще когда думали здесь жить, провели воду, электричество и телефон, но в остальном дом не изменился.