Андерс Рослунд - Сделано в Швеции

Чем громче этот болван рассуждал, тем тверже становилась у Винсента уверенность, что они никогда больше не будут вместе грабить банки.

– А потом, братишка, ночью, когда стояли в карауле, мы приносили с собой черные мусорные мешки. Три часа в снегу, чтобы снять пломбы, забрать патроны, или запальный шнур, или ручные гранаты и поставить пломбы на место. Черные мешки мы закапывали, а потом возвращались в расположение части.

Теперь существовал один только Ясперов рот, который все болтал и болтал о Лео, будто Лео – это Яспер, а Яспер – Лео.

– Мы знали, что после учений будет полный шмон, весь полк вверх дном перевернут.

Будто Лео – это Яспер, а Яспер – Лео.

– Буквально вверх дном, как при домашнем обыске, все прошерстят. Только ничего они не нашли. Ничего, братишка.

Ты мне не брат.

– Понимаешь? Мы целых шесть лет все это планировали, братишка, я и Лео… Странное дело… хотя ты ему младший брат, я знаю его лучше, чем ты. Когда мы входим в банк, между мной и Лео существует связь, которая тебе и не снилась. Мы точно знаем, как каждый из нас будет действовать.

Винсент внезапно встал, посреди раскачивающегося железнодорожного купе. Ему хотелось врезать по этим шевелящимся губам, выплеснуть энергию, которая еще оставалась в его измученном теле.

– Я и Лео. Мы всё можем. Мы все полицейские силы парализовали одной паршивенькой бомбочкой. Представь, что мы сделаем в следующий раз!

– Бомбочкой, из которой ты выдернул предохранительное кольцо, Яспер!

Он чувствовал, как пальцы впились в ладонь.

– Я знаю, это твоя работа! И Феликс знает! И я все время знал!

Яспер по обыкновению тряхнул головой. Но потом вроде как передумал. И усмехнулся.

– Я знал, полиция пошлет робота-сапера.

– Значит, все-таки ты?

– Я знаю, что делаю, братишка, ничего серьезного случиться не могло.

– Ты выдернул предохранительное кольцо! И отпирался!

– Никто не умер. Верно?

– Ты врал! Врал в глаза Лео! Он тебе доверял! Но ты не понимаешь, потому что ты… один, нет у тебя никаких братьев!

Винсент сел, выпрямил пальцы, побелевшие на кончиках, и в купе наконец-то воцарилась тишина. И на душе полегчало.

– Значит, я… один?

– Да.

Яспер, все еще тупо глядя на него, открыл сумку, чтобы достать еще одну банку пива. Но достал не пиво. А автомат.

– И у меня нет… братьев?

– Нет.

Яспер развернул приклад автомата, провел рукой по стволу.

– Братишка? Знаешь, что бы я мог сделать прямо сейчас? Причем в одиночку. Без братьев.

Он так быстро вскочил, что Винсент даже не успел понять, что происходит, пока Яспер не опустился на колено, приставив дуло к его голове. К виску. И Винсент отпрянул назад, пока не уперся затылком в подголовник.

– Тогда я тебе объясню, братишка. Слушай. Вот с этой штуковиной я могу делать все, что мне, черт побери, заблагорассудится.

Никогда Винсент не был так близок к смерти.

Он осознал, что стал инкассатором в той машине или операционисткой за прилавком, поменялся с ними ролями.

– Яспер, ты должен…

Яспер надавил сильнее, и там, где дуло врезалось в кожу, потекла кровь.

– Я не врал Лео, понял?

Он не опустил оружия, когда кто-то прошел мимо их двери. А еще кто-то смеялся и громко говорил за тонкой перегородкой.

– Понял? Братишка!

Винсент не был уверен, что голова слушается, тело не откликалось, но он вправду постарался кивнуть.

Яспер опустил автомат так же спокойно, как вскинул, сложил, убрал в сумку и застегнул молнию.

Опять шаги в коридоре. Опять голоса.

Винсент сидел не шевелясь.

Девять грабежей. И он не понимал, что все так просто: можно взять что угодно, если у тебя в руках оружие.

Группа заключенных сидела на лавочке на щебенчатой площадке двора, покуривая сигареты на холодном апрельском ветру, короткий перерыв в работе на конвейере в тюремных мастерских, где они за одиннадцать крон в час выпиливали и собирали квадратные деревянные коробочки. Все как один в неуклюжих мешковатых ватниках, напомнивших Джону Бронксу старые фильмы про узников ГУЛАГа.

Вот где вы будете сидеть, когда я вас поймаю.

Он огляделся по сторонам. Хоть и жил один, он нигде не чувствовал себя одиноким, только здесь. И не было на свете ничего более бессмысленного, чем ожидание в комнате для свиданий. В изоляции. Свидания в тюрьме не радость, здесь главное – контроль и безопасность.

Он услышал звонок, назойливый, металлический, как на входной двери той квартиры, где они делили одну комнату, пока Джону не сравнялось четырнадцать, кровати стояли впритирку, и это не казалось странным, хотя никому из его друзей не приходилось жить в одной комнате с братом. Потом лязг ключей, два механических щелчка и крючья, выскальзывающие из укрепленной рамы.