Бернар Миньер - Гадкая ночь

– Гиртман – турист?! – Тон Самиры был откровенно скептическим.

– Почему нет? – подал реплику Венсан. – В толпе легко затеряться. Как там говорил Честертон? Где умный человек прячет лист? [51] Цитата из рассказа «Сломанная шпага» Г. Честертона (1874–1936): «– А где умный человек прячет лист? – В лесу. – Но что ему делать, если леса нет? – Он сажает лес, чтобы спрятать лист. И если ему надо спрятать мертвый лист, он сажает мертвый лес» (пер. с англ. А. Ибрагимова).

– В чем наша роль? – спросил плешивый верзила. – Я вас впервые вижу, у меня полно своих дел… Зачем терять время на ерунду?

Кирстен не поняла смысла произнесенной по-французски фразы, но по тону и смущенным лицам полицейских поняла, что реплика прозвучала неприятная и даже обидная – возможно, для нее самой или для всей норвежской полиции в целом.

– Мы допросили его соседа по каюте и коллег по платформе, – сообщила она. – Выяснили, что держался Гиртман особняком, не распространялся о том, как распоряжается свободным временем на берегу. На борту, если не дежурил, читал и слушал музыку. Классическую.

Взгляд в сторону Серваса.

– Самое важное – снимки вашего начальника. Они доказывают, что Гиртман провел в Тулузе много времени и… по непонятной причине возвращается… к вам, Мартен. Проверка банковского счета и аудит расходов подтверждают: в течение двух последних лет этот человек неоднократно приезжал в ваш город.

Еще один взгляд на майора.

– Не исключено, что швейцарец собирается вернуться сюда и сейчас. Повторюсь: нам известен профиль жертв, мы знаем, как он действует, и стараемся выявить все исчезновения женщин в регионе за несколько последних месяцев.

– Эта работа была сделана и ничего не дала, – сообщила Самира.

Многие кивком подтвердили ее правоту.

– Давным-давно, – не согласился с подчиненной Сервас. – А потом у нас было много других дел…

Кирстен заметила, как переглянулись Венсан с Самирой, и угадала их мысль: слишком легко, слишком просто.

– Вы проделали впечатляющую работу, – сказала она, – пусть даже эта работа не дала результатов. Я собираюсь задержаться в Тулузе на некоторое время – комиссар Стелен и майор Сервас дали согласие на сотрудничество. Понимаю, у вас много других дел, и Гиртман – не приоритет, но подумайте вот о чем: если он здесь, может, стоит уделить ему немного времени?

«Если он здесь…» Ловко, подумал Сервас, очень ловко. Он понял, что та же мысль укротила его подчиненных: они купились на блеф норвежки. Призрак швейцарца все равно не даст им покоя.

Именно этого и добивалась скандинавская гостья .

На венской Карлплац, в австрийской снежной ночи, выделялся неоклассический фасад Музикферайна – Общества друзей музыки в Вене, дома Венского филармонического оркестра. Залитые светом дорические колонны, высокие сводчатые окна и треугольный фронтон делали Венскую филармонию похожей на храм. Она и была храмом музыки, одним из лучших по акустике в мире. Меломаны переживали здесь уникальный звуковой опыт – если верить мнению специалистов. Многим венским критикам случалось досадовать на программную политику, приторность моцартовских концертов и набивших оскомину бетховенских. Они называли это глянцем для туристов с ленивым слухом .

Однако этим вечером в позолоте Музикферайна Венский филармонический оркестр под управлением Бернхарда Цехетмайера играл «Песни об умерших детях» [52] «Песни об умерших детях» – вокальный цикл для голоса и оркестра Г. Малера на слова Ф. Рюккерта, 428 стихотворений, написанных им в 1833–1834 гг. под влиянием скорби, связанной с болезнью (скарлатина) и смертью двух его детей (по другой версии, умер один ребенок). Густава Малера. В свои восемьдесят три года Император не утратил ни юношеского пыла, ни высочайшей требовательности. Он нередко безжалостно отчитывал на репетиции музыканта, чья игра казалась ему «дилетантской» (худший недостаток, по мнению маэстро). Легенда гласит, что однажды он покинул возвышение, подошел к второй скрипке , болтавшему с соседом, и закатил ему такую оплеуху, что бедолага свалился со стула. «Слышал, как верно она звучала?» – спросил он и вернулся к пюпитру.

Конечно, это не более чем изящный анекдот, но о самом «малерском» (после Бернстайна) руководителе Венского филармонического оркестра рассказывали много разных историй. Учитывая камерный характер песен, концерт давали не в Золотом зале, а Брамсовском, меньшем по размеру. Так решил Император , несмотря на протесты администрации (шестьсот посадочных мест хуже тысячи семисот!). Но Цехетмайер последовал примеру композитора: в 1905 году, сочиняя это произведение, Малер репетировал в Брамсовском зале. Император доверил вокальные партии тенору и двум баритонам, хотя современная традиция тяготела к женским голосам.