Лариса Бутырина - Априори Life

И вот именно здесь начинается война. У кого-то затяжная, холодная, с четко выработанной стратегией самообмана и переубеждения, у кого-то, напротив, атомная, разрушительная, с применением тяжелой артиллерии и запрещенных боевых единиц, сравнивающих с землей все старое, отжившее и резко ставшее незначительным.

«Все мы мыслим образами, картинками …» – как говорит г-н Саров. И как бы вас ни передергивало при этой фразе, живем мы ими же. « Я говорю вам: “Эйфелева башня”, и вы сразу – оп, представили себе Эйфелеву башню …»

Просто у кого-то эти башни в деталях и огоньках, а у кого-то не хватает воображения даже на хороший сарай. И просто кто-то с упоением тратит большую часть своего времени на рисование шедевральных полотен, боясь порой прерваться на естественные нужды, а кто-то только озабочен наличием рисовальных принадлежностей. И у того, и у другого полотна идут. И у того, и у другого полотна проходят. Друг за другом. След в след. Проходят, черт возьми, пока кто-то только намеревается заточить карандаш.

И в этот самый момент, да, да, именно в этот, пока я еду в метро, а вы читаете мои разглагольствования, она тоже проходит.

Палитра обычно где-то слева находится, насколько мне известно…

Рисовать я не умела. Так случилось. Еще в школе я только переводила листы и разливала окрашенную акварелью водичку на альбомы, получая четверки в основном за старание.

Время прошло – рисовать я так и не научилась. В прямом смысле. А старание и вовсе обесценилось.

Однако все случается в очередной раз. Но уж никак я не думала, что возьмусь еще когда-нибудь за рисование, и уж тем более не предполагала, что это будет не изобразительное искусство вовсе, а целиком и полностью моя жизнь.

С палитрой я, кажется, разобралась сразу. С набросками тоже становилось худо-бедно понятно. Но вот КАК – оставалось действительно сложным вопросом…

Но я старалась. Я правда старалась. Сначала по памяти, затем перекладывая чужие изображения, добавляя в процессе что-то свое, а со временем даже воплощая какие-то импровизационные задумки.

Случалось иногда и каверапить (cover up) – перекрывать старую зарисовку более новой и актуальной, поэтому не обижайтесь, если кого-то я не запомнила, кого-то не зарисовала в своей картинной галерее памяти, просто приходит момент, когда берешься за новый холст, и место там совершенно для иного сюжета.

В такие минуты главное, чтоб кто-то был рядом…

Чтобы просто был и понимал. Чтобы был и разделял.

Чтоб принести четыре тысячи евро – компенсацию за прошедшие выходные, рывком разорвать конверт, вдохнуть этот исключительный запах иностранной валюты и прыгать на кровати, раскидывая вокруг себя деньги. Прыгать и орать от восторга, прыгать и задыхаться от понимания глупостей, переполняющих голову, прыгать до тех пор, пока натужно ни скрипнут пружины пусть и казенного пока дивана, пусть и на съемной пока квартире. А потом валяться, восстанавливая дыхание, запивать роящиеся мысли холодным шампанским, рассказывая эксперту в трубку свои самые скорые грандиозные планы, и засыпать прямо на этой куче рассыпанных купюр.

Чтоб после собрания понедельника – в аэропорт. Пара часов – и ты уже босыми ступнями проминаешь песчаный берег, и прохладные волны деликатно касаются уставших ног, не минуя узкой юбки ниже колен. Да и бог с ней, с этой юбкой, так же как и со стрелками закатанных брюк. Все равно им одна дорога – в море, когда на рассвете после здоровой дозы янтарного виски так и тянет купаться. И чтобы самой первой (исключительно первой!) в четыре часа утра по московскому времени набрать известные уже наизусть цифры и с вопросом: «Алло, это баня?» – пожелать эксперту доброго утра, не заводя при этом будильник.

И чтоб, как бы страшно ни было, переступить тот самый порог и оказаться наконец по ту сторону шоу «за стеклом». Когда в очередной раз стоишь у огромной стеклянной витрины брендового магазина, практически прилипнув к ней носом, глазеешь с каким-то нелепым придыханием и восторгом на ту красоту, которую кто-то другой так легко и небрежно накидывает на себя в примерочной. А потом взять и, пересиливая нарастающее внутри волнение, резко отодвинуть тугую стеклянную дверь с широкой металлической ручкой и войти. И долго-долго с серьезным лицом изучать вещи на бархатных плечиках, даже пальцами ощущая их качество, и стараться как можно незаметнее выловить бирку с ценником, якобы рассматривая состав и размер. И пусть дрожат коленки, пусть ехидно шушукаются продавцы у кассового аппарата, и пусть большую часть всего, что здесь представлено, я не могу себе позволить, лишь потому что у меня нет таких денег, тупо нет денег. Пусть. Зато я не буду больше смотреть, как кто-то другой, особо не присматриваясь от приторной усталости хождения по подобного рода местам, отнесет эту вещь на кассу, положит в хрустящий пакетик, чтоб надеть потом на очередное скучное светское мероприятие. Может быть, раз, может, пару, а может, просто забросить в немалочисленный гардероб и благополучно забыть. Забыть. Мое желание. Оно ведь МОЕ! Оно даже сидит на мне как влитое! А потом взять и совсем решиться на отчаянный шаг – подойти к консультанту с просьбой отложить, чтоб вернуться за ней в начале следующей недели. И вернуться, потому что она ждала.