Мишель Демион - Последняя Тайна Поля Гогена

Моя машина ждала за углом. Я быстро завёл авто и, дав задний ход, вернулся за Гюсом. Дотащив, я запихнул его на заднее сиденье. Полностью промокший, я быстро обежал автомобиль, и не имея времени на передышку, уселся за руль, придерживая ружье на коленях.

Фары на мгновение осветили «Хамелеон». Внутри была темнота, бар казался пустынным. Я выехал из Кервенанек и после светофора повернул направо в направлении берега. В зеркале заднего вида никого не было видно, значит меня не преследовали.

Дождь не прекращался, дворники авто будто взбесились. Я ехал медленно. В свете фар струи дождя на лобовом стекле, казалось, вырисовывали тюремную решётку. Настоящий потоп обрушился на Лорьян, ещё больше омрачая ночь. И почему я взбудоражил это осиное гнездо в баре? Из-за телефонного звонка три дня назад или из-за горечи, которая не давала мне покоя, как ноющая назойливая боль. Я вспомнил тот вечер такой близкий и такой далёкий и моё навязчивое желание играть роль доброго Самаритянина.

Я был во Франции уже более месяца, чтобы урегулировать свои дела, которые были на стадии завершения. Умер мой отец, а с ним и часть моей счастливой юности. Мрачная меланхолия накрыла моё сознание непроницаемым туманом. Совсем не ностальгия, а глубокая грусть укоряла за мои годы отсутствия. Я покинул отца в девятнадцать лет, чтобы объездить весь мир, позабыв о его существовании. Он остался совсем один. Письмо нотариуса, полученное месяц назад, заставило меня вернуться во Францию. И вот я здесь.

Я оставил Клэр в Париже. Она вернулась в своё маленькое жилище департамента Эна. Должно быть, там она нашла своих бывших друзей лётчиков с базы Крей.

Я стоял у окна и смотрел на море. Этот дом теперь был моим, и я не знал, что с ним делать. То была буржуазная вилла, построенная на побережье больше 50 лет назад, окружённая соснами. С дубовой мебелью, покрытой воском, со старомодными кружевными занавесками и облупившейся краской на стенах, она больше напоминала некий реликт, что-то вроде остатков кораблекрушения, выброшенных на берег моря. У дома был запах печали и затхлости.

У нотариуса мне пришлось маневрировать между моим прошлым и моим настоящим с фальшивым паспортом. Эта сумятица требовала от меня чрезвычайной осторожности. В конечном счёте я удачно выпутался из всех формальностей и унаследовал отцовский дом. Дом, у которого был свой запах и свои привычки.

Через окно я наблюдал, как силуэты людей поднимались с пляжа под начинающемся дождём, пока большая волна, ударившись о скалу и разбрызгивая снопы пены, не заставила их вовсе удалиться.

В осиротевшем доме такая глубокая тишина, что я боялся потревожить её, чтобы не пробудить воспоминания прошлого. Иногда скрипучие половицы и стропила нарушали тишину виллы, как будто для того, чтобы внести ноту тревоги в то спокойствие, которое, казалось, царило в жилище.

В такой зимний вечер, когда пейзаж тонул в мороси дождя, ничего не оставалось, как усесться в старое кресло и наблюдать. Струи дождя цеплялись за всё, обвиваясь вокруг единственного фонарного столба в его жёлтом мягком освещении.

Моросящий дождь, обволакивающий голые скелеты деревьев, казалось, проникал везде и повсюду.

Глядя сквозь оконные квадраты, я терзался мыслью, что сделать, как забыть о насилии, перенесённом в прошлом году. Это чувство накапливалось во мне, как бомба замедленного действия.

Мелкий дождь облизывал пляж, а ближе к западу, где заходит солнце, со стороны Лорьяна небо стало проясняться. Влажная дрожь пробежала по тёмному песку. Вдруг луч света прорезал колыхание воды. Должно быть, яхта возвращалась в порт. Белая кромка пены обвивалась вокруг мыса, пытаясь нарисовать незыблемый круг. Эта кромка ещё больше подчёркивала тёмную монохромность морского пространства. Ветер завивал кружева набегающих волн. Они просачивались невидимыми в песок, наполняя морской прилив.

События, которые я пытался забыть, вновь и вновь возвращались, будоража моё сознание, как зловонные пузыри, вырывающиеся наружу из застоявшейся тухлой воды. Пережитый кошмар опять давал волю разгуляться невыносимым страданиям. Память, полная тех воспоминаний, вновь возвращала к той тонкой грани балансирования между жизнью и смертью. Это было время, когда СМЕРТЬ смотрела мне в глаза с ухмылкой.

«Струя холодной воды в третий раз отбросила меня к стене. Моя голова сильно ударилась о каменную кладку. Меня бросило в дрожь. Десны болели и кровоточили из-за сильно сжатых зубов. Я пробовал защищаться, как мог, двумя скрещёнными руками, закрываясь от его лица…»