Ким Онсу - Планировщики

Рэсэн рассмеялся. Мохнатый запихал в рот картофелину и запил водкой. Видно было, что ему неловко есть в одиночку, он снова протянул картошку Рэсэну. Тот смотрел на картофелину в мясистой ладони Мохнатого, и вдруг ему вспомнились и цветы, и старый пес, и мясо кабана на вертеле в камине, и картошка, укрытая золой, и рассказы старика . Поскольку пришел дорогой гость, то и ты, картошечка, должна хорошо испечься, чтобы гостю вкусно было . В ушах зазвучал монотонный тихий голос старика. Рэсэн подумал, что это от одиночества старик разговаривал со всем, что его окружало. Так же одинока жизнь зимних деревьев, которые стряхнули с себя все листья, и остались у них только голые ветки, похожие на сетку кровеносных сосудов в организме человека.

Мохнатый все еще протягивал ему картофелину. Неожиданно Рэсэн ощутил зверский голод, он взял картошку и откусил. Он жевал и молча смотрел на огонь в печи. В тлеющих, подернутых дымом костях уже нельзя было различить, кому они принадлежат, старику или собаке.

– Ну что, вкуснятина?

– Вкуснятина, – согласился Рэсэн.

– Да, кстати. А чего так дорого-то в университете учиться? Ты знаешь, моя старшенькая в университет поступила. Учеба и жилье для нее, комната отдельная, мне в пять трупов вышли. Но где взять-то пять трупов в наши дни? То ли ситуация в экономике такая, что убивать стали меньше, то ли мир в праведность впадает, уж не знаю. И в самом деле, жизнь сейчас совсем не та, что в старые добрые времена. И как в этих условиях выживать таким, как я?

Мохнатый скривился, показывая, как тошно ему от этого впавшего в праведность мира.

– Подумай о своих дочерях-красавицах и прямо с сегодняшнего дня начни жить честно. Зарабатывай кремацией исключительно животных.

– Видишь ли, на животине-то особо не зажируешь. Прежде чем засунуть дохляка в печку, его взвешивают, и деньги платят за вес. А все эти зверушки такие мелкие, смех один. Да чего там говорить! Из прибыли надо вычесть плату за газ, налоги, выложить деньги за электричество, одно, другое, третье, и что остается? Хотел бы я жить в такое время, когда люди будут держать жирафов или слонов. Вот тогда я точно богачом заделаюсь.

Мохнатый встряхнул бутылку и вылил в рот остатки водки. Потянулся. На лице его было написано, насколько опротивела ему такая жизнь.

– Может, продать? – спросил он неожиданно.

– Что продать?

– Забыл, что ли? Да рингселы директора Кима.

– Ну и продай. Что толку держать их, – ответил Рэсэн раздраженно.

– Этот проныра дает триста тысяч вон, но у меня такое ощущение, что зря я с ним связываюсь. Пусть эти бусинки вышли из тела Кима, грязного, как говенная половая тряпка, но все равно – это не просто камешки какие-то, а что-то такое священное.

– Да какое там священное. Ерунда все это, – сказал Рэсэн.

– Может, пятьсот стребовать с ханыги?

Рэсэн не ответил. Он устал, и настроение не располагало к обмену шутками. Он молча смотрел на огонь, а Мохнатый, конфузливо повертев в руках пустую бутылку, направился за следующей.

Из трубы поднимался белый дым. Каждый раз, когда здесь сжигался труп, Рэсэна посещали несуразные мысли о душах убитых, которые, задыхаясь от дыма, вылетают через эту трубу. Много убийц сгорело в этой печи. Это их братская, всеми забытая могила. Здесь обратились в пепел убийцы, совершившие ошибку, убийцы, попавшие под прицел полиции, вышедшие в тираж убийцы, а также убийцы, сами почему-то угодившие в список приговоренных к смерти.

Для планировщиков убийств наемники, устраняющие политических деятелей, сродни одноразовым батарейкам. И в самом деле, зачем им нужны престарелые киллеры? Для планировщиков убийцы-пенсионеры – своего рода набухшая мозоль, досадливая неприятность, хранители опасной информации, источники улик. Так что все закономерно. В этом мире никого не волнует судьба одноразовых батареек, из которых утекло электричество.

В этом крематории Рэсэн сжег своего старого друга Чу. Тот был старше его на восемь лет, но они ладили между собой. С того дня, когда он сжег друга, Рэсэн почувствовал, что в его жизни что-то начало меняться. Вдруг в один прекрасный день привычные вещи стали казаться ему незнакомыми. Вот его стол, на нем ваза, водительские права. Но ощущение, будто он видит их впервые. Это чувство отчужденности было очень неожиданным. Однажды он даже попробовал разыскать мужчину, настоящего владельца водительских прав, которыми он пользовался. Соседи рассказали, что этот человек пропал восемь лет назад, – добросердечный отец троих детей, порядочный, на жизнь зарабатывал честным трудом, высококлассный сварщик. Должно быть, по какой-то причине и он угодил в список смертников. Может, труп этого добросердечного сварщика закопан в лесу или, замурованный в бочке, покоится на дне глубокого моря. А может, его сожгли в крематории Мохнатого, кто знает. Прошло уже восемь лет, однако семья все еще ждала пропавшего отца. Возвращаясь домой, Рэсэн издевался над собой: “Вот почему твоя машина до сих пор перевозит трупы”. Пришло ощущение, что он сам живет как труп, что он превратился в зомби. Крайне непривычное чувство.