Дато Турашвили - Побег из СССР

– Вы должны быть готовы ко всему.

– Я готов.

– Кажется, вы меня плохо поняли.

– Я готов на все, чтобы их спасти.

– На все?

– Да, на все, мне уже тридцать три.

– Мы здесь не для того, чтобы обсуждать ваш возраст. Нас интересуют несколько деталей, и мы хотим их уточнить.

– Я вас слушаю.

– На суде вы призна́ете, что руководили бандитской группировкой, которая хотела угнать самолет?

– На суде я признаю, что был и остаюсь духовным наставником тех, кто пытался угнать самолет. Поэтому основная ответственность на мне.

– Вы готовы подтвердить на суде свою роль как главаря и в том случае, если будете знать, что вас ждет самый суровый приговор?

– Я готов ко всему, если буду знать, что спасаю жизни других.

– Тогда я вам прямо скажу, что в таком случае вас могут приговорить к расстрелу. Вы не боитесь?

– Нет.

– Почему?

– Потому, что я – духовное лицо и меня охраняет моя церковь, а их от смерти защитить некому.

– Значит, вы потому берете на себя ответственность, что у вас все же остается надежда спастись?

– Нет, я этого не говорил: защитить и спасти меня не сможет никто, а спасти их могу только я, и только так.

– Насколько убедительным будет ваш поступок для общества?

– Какого общества?

– Для колеблющейся части нашего общества. Правда, на суде никто не будет стараться установить истину, но у наших противников все же могут возникнуть вопросы.

– Какие именно вопросы?

– Например, почему тот, кто все спланировал, то есть вы, не сел в самолет?

– Вот поэтому только я и заслуживаю расстрела. Поскольку я их обманул – послал на гибель других, подбил молодежь, а сам укрылся в монастыре.

– Эту фразу вы повторите и на суде?

– Если приговорят к расстрелу только меня и если такими показаниями я смогу спасти их жизни, я призна́ю все, что вы сочтете необходимым.

– Кажется, просчитали все детали, но все же как будто остаются какие-то вопросы.

– У меня тоже есть вопрос.

– Слушаю.

– Хочу знать, каким будет их приговор?

– Это зависит от вас. Ведь они могут и отрицать то, что вы руководили угоном самолета.

– Вероятно, так и будет.

– А как вы поступите в таком случае? Что скажете в суде?

– Скажу, что они не сказали мне точно, когда летят, и сели в другой самолет.

– Солжете?

– Я никогда не лгу и то, что говорю, все это правда.

– Об этом не волнуйтесь, нас меньше всего интересует правда. Главное, чтобы вы сказали то, что нужно для дела. Ложь ради интересов государства проступком не является.

– Но я действительно чувствую себя виновным, ведь я был их духовным наставником и должен понести ответственность.

– И об этом не беспокойтесь. Ответственность понести придется, и полностью.

– Я же сказал, что взамен на спасение их жизней готов ко всему.

– И мы уже сказали, что приговор зависит от ваших показаний.

– Я все скажу так, как вы хотите, но только они должны жить, они еще очень молоды и им еще надо жить…

В голосе монаха послышались подступившие к глазам, но сдерживаемые слезы, однако его последних слов никто не слышал – следователи уже выходили из комнаты, а когда из комнаты вышел и последний начальник, монах поднял голову.

– Надо возвращаться в камеру, – сказал охранник, и монах встал.

Когда они шли по длинному полутемному коридору, охранник тихо, как бы извиняясь, шепотом сказал монаху:

– Пока я прочел только половину, я медленно читаю…

– Это такая книга, ее надо читать не спеша.

– На той неделе верну.

– Можешь не возвращать.

– Она не нужна вам?

– Эта книга нужна всем.

– Значит, вам тоже нужна.

– У меня есть другая.

– Спасибо, батюшка.

– Господа благодари.

– Я вам тоже хочу что-то сказать.

– Говори.

– Таким радостным вы еще ни разу не выходили с допроса.

– Не радостным, а довольным. Радости здесь не существует.

– Вообще не существует?

– Настоящая радость не здесь.

– А где?

– В мире ином.

– Где?

– Когда дочитаешь эту книгу до конца, ты все поймешь.

– Я уже сейчас хочу кое-что понять.

– Что именно?

– Причину. Отчего вы так довольны?

– Скоро состоится суд, и все закончится.

– Так как вы хотите?

– Главное, что закончится…

Это называлось судебным процессом, но настоящего суда, как и правосудия, не существовало. Существовал только процесс, который назначили через девять месяцев после начала следствия, и большинство свидетелей даже не были допрошены. По советским законам ограничений срока следствия вообще не существовало, поэтому было ясно, что власти очень спешат вынести приговор угонщикам самолета.