Дато Турашвили - Побег из СССР

– А то, что я действительно не понимаю, почему Гега вам ничего не сказал? Он же вас хорошо знал. Простите, хорошо знает.

– Потому ничего и не сказал, что хорошо меня знает.

– Хотите, чтобы я поверил, что вам так нравится Советский Союз, что вы его не предадите?

– Кажется, за время беседы с вами я ни разу не высказывал симпатии к советской власти… Но я и не диссидент и не хочу им быть.

– Меня интересует, по какому принципу подбирались угонщики, и почему среди них не оказалось вас, ближайшего друга Геги.

– Я же уже сказал – Гега знал, что я откажусь.

– Почему вам не хотелось улететь?

– Улететь я хотел всегда, и сейчас хочу, и я обязательно улечу, но не на самолете.

Русский следователь какое-то время молчал, обдумывая ответ Иракли, но так и не догадался, что же хотел сказать этот молодой грузин. Поэтому последний вопрос он задал Иракли только для того, чтобы прервать неловкое молчание:

– А если не сможете улететь?

– Тогда переплыву море.

– Что переплывете?

– Море.

– Как?

– С песней.

– Шутите?

– Не шучу.

– В протокол допроса так и записать?

– Да.

– И все же как записать?

– Дословно.

– А все же?

– Я переплыву море…

В тот день у вернувшегося с допроса Иракли Чарквиани впервые возникло подозрение, что Гегу и остальных угонщиков, наверное, приговорят к расстрелу. И он поделился своим подозрением с друзьями – теми, кто был и друзьями Геги.

Не только друзья Геги, но и весь Тбилиси, да что там Тбилиси, вся Грузия, думала, что к смерти угонщиков не приговорят.

Мотивация была вполне логичной – угонщики не были убийцами, поэтому со стороны властей расстрел стал бы чрезмерной жестокостью. И друзья тоже встретили предположение Иракли с недоверием, но сам Иракли хотел больше знать о будущем приговоре, и он воспользовался советским прошлым своей семьи. Узнал, кто будет судьей, которому предстоит на будущем процессе вынести приговор, и нашел его сына. Сына судьи он встретил около университета, после лекций, и прямо спросил о том, что хотел узнать. Тот пообещал все разузнать, конечно, если получится. «Но я сомневаюсь», – все же сказал он Иракли на прощание.

В тот же вечер сын спросил отца, правда ли, что он будет судьей на процессе угонщиков. А в ответ услышал очень строго и даже агрессивно заданный вопрос:

– Кто тебе сказал?

– Сказали.

– Кто?

– Какое это имеет значение?

– Огромное!

– А все же?

– Это почти государственная тайна, и до самого процесса никто не должен знать, кто будет судьей.

– Какое государство, такая же и тайна. Все уже знают, что тебя собираются назначить судьей.

– Кто тебе сказал?

– Какая разница, в университете сказали… Об этом все уже знают.

– Университет всегда был антисоветским гнездом.

– Значит, в гнезде уже знают.

– Эта тема не кажется мне подходящей для шуток.

– А я и не шучу, меня серьезно интересует то, что случится.

– Что значит, что случится?

– Что случится на судебном процессе.

– Я не обязан отвечать, да и не хочу, тем более что заранее никто не знает, что случится на судебном процессе.

– Я не о деталях спрашиваю, меня интересует приговор.

– Приговора тоже никто заранее не знает, и на этот вопрос тебе никто не ответит.

– Ты можешь дать простой ответ на простой вопрос?

– Какой?

– Скажи да или нет.

– Что тебя интересует?

– Их приговорят к расстрелу или нет?

– Не знаю, но за угон самолета бандитов и террористов осудят так, как они того заслуживают.

– Это расстрел?

– Справедливо.

– Значит, расстреляют?

– Я же сказал, что не знаю…

Сын понял, что отец ничего ему не скажет. Понял и то, что приговор угонщикам самолета вынесут на суде, если уже не вынесли.

Как только сын вышел из комнаты, отец-судья набрал телефонный номер:

– Здравствуйте, батоно Владимир. Да, это я, когда вы сможете соединить меня с Первым?… Да, срочно… Да, подожду.

Судья повесил трубку, но не сдвинулся с места и не сводил глаз с аппарата. Он ждал телефонного звонка и лишь указательным пальцем отер со лба каплю пота.

Как только телефонный звонок раздался, судья снял трубку и тут же встал.

– Слушаю, здравствуйте…

Прокашлялся и продолжил:

– Хотел доложить, что информация о моем назначении уже просочилась. Откуда знаю? Сына подослали узнать приговор, будет расстрел или нет… Что я ответил? То, чему нас всегда учили вы и партия… Что советские законы гуманные, но что любой преступник должен нести ответ за свое преступление и что предателей родины, государство покарает так, как они того заслуживают… Алло, алло…