Александр Уваров - Пять из пяти

– Так, – согласился Карлик. – Подняться – да. Но сойти не может никто! Сойти, уйти, уползти, как угодно, но покинуть сам, своей волей и с правом на жизнь не может никто! Это тоже правило клуба. Только один путь, только в одном направлении. И покинуть можно лишь своё тело, не сцену. А разве может быть по-другому? Ведь на сцене – такая страшная, невероятная нагрузка на слабое, хрупкое человеческое сознание, что всякое может случиться… Ой, что только может! Ты мне верь, я же сумасшедший. Я знаю, где границы сознания, я же их пересекал. И не раз… Меня уже пару раз выписывали из клиники… В третий раз я сбежал. Сюда, в клуб. Я измучен, Хорёк…

«Вижу» с готовностью согласился я.

Мысленно, конечно.

– …Измучен… Пусть не волнуются. Сумасшедшие – только методы. Дороги, по котором идёт ум… Далеко идёт, бедный, далеко. А твой – далеко?

– Я спать хочу, – ответил я. – Давай-ка заканчивать разговоры наши… А то господин старший распорядитель придёт, а мы – как мухи осенние, еле ворочаемся. Он нам и назначит репетиции – на ночь гладя.

– Давай, – согласился Карлик.

Вот такой был сон.

Летний день, берег пруда. Утки плавают, подхватывают брошенные им с берега кусочки булок, расталкивают ряску, шлёпают широкими клювами по воде.

Велосипед мой брошен. В кустах, на берегу. Почти у самой воды. Ноги горят, будто не кровь наполняет их, а переливается во взбухших жилах густой кипяток.

– Ты допрыгался, – говорит она.

Последний, кого мы убили, оказался сотрудником прокуратуры.

Он познакомился с Никой в одном весьма недешёвом ресторане на Арбате. Мы тогда здорово поиздержались на пафосный вечер, но (я сидел за соседним столиком) – стоило того, стоило…

Он подвозил её. Конечно, к ней… То есть – они ехали к нам, к нам домой. Это ведь и мой дом… Вернее, был мой.

Я ехал за ними. Дорога была долгой. Спать хотелось…

Однажды (на светофоре) отстал, потерял их из виду, но, по счастью, она смогла. По счастью, Ника заметила, что в зеркале заднего вида что-то уж очень давно не мелькает отражение моей (теперь – ужё её) машины.

Она набрала мой номер. Сказала: «Мама, всё нормально…»

Значит, хамоватый мужик с белыми глазками и отвисшими щеками всё делает правильно. Едет туда, куда надо.

Всё прошло гладко. Она сказала, где припарковать машину. Конечно, я успел их обогнать. Конечно, он едва стоял на ногах.

И куш был тот, что мы ожидали. Всё хорошо, всё правильно…

«Простая у нас жизнь?»

Вот тут-то и выпало из кармана пиджака удостоверние сотрудника прокуратуры. Три полоски цвета «Аквафреш», гадкая рожа – глаза на фотографии получились особенно хорошо. Прямо – как живой.

Вот только тот, не на фотографии, был уже мёртв.

Ника так испугалась, что чуть не кинулась делать ему искусственное дыхание…

Искусство…

Ну да, вспомнили.

Вот и приснился тот день. Не весь, конечно, только малая его часть. Только трава в жёлтых пятнах солнца, жар, запах пота. Аромат её духов.

Она приехала на такси. Она жила на другой квартире. Где- не знаю. Не знаю до сих пор.

Я – по старой памяти. Студенческой, теперь уже почти исчезнувшей памяти – лихо прикатил на велосипеде. Тем более, что до парка в любом случае удобней было на велосипеде.

А на машине…

– Продай ты её, – посоветовала она.

Я так и сделал.

– Ищут, – сказала она. – И скоро найдут. Мне нужно уехать…

Она называла меня по имени. Просто по имени. «Лапой» я уже не был.

А имя своё теперь уже забыл. Но ведь как-то она называла меня?

– У тебя есть мечта? – спросила она.

– Есть, – ответил я.

И впервые признался:

– Красиво умереть.

– Ты убивал красиво, – заметила она. – Ты же знаешь, кто может тебе помочь?

– Знаю, – ответил я.

– А мне, – продолжала она, – можешь помочь только ты. Ты же знаешь, как быстро меня теперь вычислят. Там такие силы брошены на поиск – никакими взятками ментам не отделаешься. Менты на нас и наведут первые. Да и в ресторане этом…

Она замолчала, опустив голову.

– Знакомые там у тебя, – догадался я.

Поздно догадался.

Она кивнула.

– Мне нужны деньги… И – бежать. Понимаешь?..

Она опять назвала моё имя.

– Понимаю.

Теперь она спешно продаёт квартиру, покупает билет. Может, и уехать уже успела? Она же всё делала так быстро…

Впрочем, нет! В постели движения её были плавными, нежными, и руки её едва касались моей кожи, медленно спускаясь по телу… вниз – медленно.

– Ты артист, Хорёк. Ты хорошо пожил. Теперь ты красиво сыграешь – в пьесе с самым непредсказуемым сюжетом. И в твоей роли – ты единственный, неповторимый.