Михаил Зайцев - Час ворона

А вот то, что Миша нападет вооруженным, признаюсь, оказалось для меня полной неожиданностью. Нет, я не боялся смерти. Я боялся не успеть. Если не убью Агиевского в первые секунды контакта, а лишь покалечу, в схватку непременно вмешаются камуфляжные мужики, которые пока что опасаются встревать в личные разборки потерявшего голову, брызжущего слюной хозяина. И китаец, не зная, как реагировать, пока сидит и смотрит заинтересованно. Его не проинструктировали, что делать, ежели наниматель сам пожелает помахать мечом. Однако китайцу велено оберегать Мишу, и добивать хозяина он не позволит.

Миша с поднятым над головой мечом обезумел и шел на таран, как взбесившийся бык.

Когда нас разделяло не более двух шагов, я, припав на одно колено, выбросил навстречу смертоносной стали руки, скованные наручниками.

Клинок ударил в звенья цепочки, соединяющей стальные браслеты. Если бы Агиевский был вооружен тяжелым топором — звенья цепи наручников вряд ли бы выдержали. Но в руках у Миши, на мое счастье, был сравнительно легкий клинок, и цепочка остановила удар. Только браслеты впились в запястье.

Не в меру разгневавшийся Агиевский споткнулся о мое коленопреклоненное тело, навалился сверху, в падении разжав пальцы и выпустив рукоятку меча.

Опрокидываясь на спину, я сумел зажать между ладоней лезвие меча и отшвырнуть клинок подальше, чтоб не мешал работать в партере. Пока я отбрасывал прочь средневековый китайский меч, Миша успел вцепиться сильными пальцами в мое горло. Он душил меня, припечатал мои лопатки к земле и душил. Причем грамотно душил, сволочь! Не старался перекрыть кислород, а силился сдавить покрепче вены и артерии по бокам шеи. Его лицо было совсем близко, в каких-то десяти-пятнадцати сантиметрах от моего лица. Глаза навыкате, белый шрам на пунцовой щеке, розовые десны, желтые зубы. Его пахнущий дорогим одеколоном подбородок оказался напротив моего рта.

А у меня руки закинуты за голову, так что цепочка наручников касается макушки. И очень хочется треснуть Агиевского по лбу. Стальные браслеты усилят удар, сработают, как кромки двух кастетов. Миша вырубится, и я смогу вздохнуть. Так хочется вздохнуть! Я уже теряю сознание, черты Мишиного лица помутнели, в ушах зазвенело. Но, если я сейчас всего лишь вырублю Мишу, отключу, убить его не успею. Сквозь звон в ушах слышу топот десятка ног, холуи в камуфляже спешат поближе к хозяйскому телу, чтоб в случае чего защитить его, это сильное здоровое тело с больными мозгами и душонкой садиста.

Перебрасываю сомкнутые запястья Мише на затылок, обнимаю его скованными руками и, резко дернув, заставляю нагнуться, притягиваю к себе, как будто хочу поцеловать его перед смертью в шею страстным, долгим поцелуем.

Одновременно с рывками рук дергаю бедрами, насколько возможно, склоняю голову к плечу, широко открываю рот и впиваюсь зубами в горбинку Мишиного кадыка.

Я все же теряю сознание. Но прежде я ощутил вкус его крови на своих губах. Солоноватый, пьянящий аромат теплой вражеской крови, вкус, о котором я так долго мечтал!..

...Сначала я услышал голос...

— Да, Любовь Игнатьевна, все сделал, как вы велели... Нет, ребята попинали его ногами, он до сих пор без сознания... Да, лежит на заднем сиденье в моей машине, связанный... Почему? Потому что, как только он перекусил горло Михаилу Александровичу, я сразу бросился на помощь... да, пытались спасти Михаила Александровича. Да, и китаец тоже. Поэтому и позвонил вам не сразу... Нет, когда я вам позвонил, еще оставалась надежда, что с Михаилом Александровичем все обойдется, когда я вам первый раз звонил, Михаил Александрович был еще жив...

Я открыл глаза. Точнее, один глаз, правый. Левый лишь приоткрылся щелочкой. Я лежал на заднем сиденье в автомобиле Антона. Руки в наручниках за спиной. Ноги связаны. Во рту кляп.

Кроме меня, в машине были еще шофер, что естественно, и Антон на сиденье рядом с шофером. Антон разговаривал по мобильному телефону, как я понял, с Любовью Игнатьевной.

Странно — рядом нет охраны. Я попробовал пошевелиться. Что я могу? Смогу изловчиться и ударить связанными ногами по затылку Антона, раз уж лежу здесь без присмотра? Нет, не смогу. Щиколотки связаны веревкой, которая опутала все тело и заканчивается петлей на шее. Господи, как хорошо!

Как хорошо, как здорово, когда ты связан, обездвижен, рот заткнут, и ничего невозможно сделать. Можно расслабиться и отдохнуть. Основная задача выполнена, и что будет дальше, уже неважно. Я прикрыл глаза и стал слушать телефонный треп Антона.