Михаил Зайцев - Час ворона

— Ты меня убьешь?

Болевой шок лишил Леонида Стошенко и физических сил, и силы воли, а во взгляде его отчетливо читалась мольба о пощаде.

— Надо бы, но не убью. Честное слово. — Я сделал еще один шаг. Ничего. Больно, но не спеша ходить можно. Однако надо спешить. — Я вообще-то, Леня, вовсе не убивать тебя пришел. И даже за фискальный звонок Бубе бить не стану. Пришел я в долг у тебя попросить штуку баксов. Дашь?

— Ну да... — Ленечка недоверчиво покосился на бейсбольную биту. — Я скажу, где деньги лежат, ты все хапнешь и прибьешь меня, как муху.

— Как таракана. Я раздавлю тебя, как таракана, если не получу денег. А если дашь взаймы — мирно уйду.

— Какие у меня гарантии?

— Блин! Наш с тобой диалог, Ленечка, напоминает фиговый перевод хренового штатовского кинобоевика, не находишь? Какие, к чертям, «гарантии»?! Не усложняй, давай бабки, и я похромал. Спешу я.

— Баксы на кухне. В холодильнике, в морозилке. В коробке из-под пельменей.

— Сиди здесь, никуда не уползай, пока я схожу на кухню.

— Куда мне ползти? Некуда мне ползти...

— Черт тебя знает, куда ты можешь заползти. Может, у тебя по всей квартире бейсбольные биты припрятаны, — сказал я, хромая мимо Ленечки и, на всякий случай, придерживая биту-дубину на весу, чтоб, если он вдруг дернется, ловчее перебить Стошенко хребет.

— Биту я купил после того, как ивановские избили, — объяснил Ленечка, опасливо прикрыв голову рукой. Я прошел мимо, и он осмелел. Спросил, сверля глазами мой затылок: — Стас? Ты каратист?

— Нет, — ответил я, ковыляя по коридорчику из прихожей на кухню.

— Но ты дерешься, как настоящий каратист. — Ленечкин взгляд продолжал изучать мой седой затылок.

— То движение, которым я остановил биту, называется «бойцовый петух стряхивает пыль со шпор». — Я добрался до кухни, открыл холодильник и дверцу морозильной камеры. — Это не карате. Это гунфу. Стиль Петуха.

— Кого?

— Петуха. Имеется в виду не «петух» в значении пидор, а птичка петушок. — Я отыскал в морозильнике пачку из-под пельменей. Она лежала между мороженой курицей и превратившимся в ледышку куском говядины. — Согласись, Ленечка, а есть нечто символичное, что тебя, гея-петушка, я остановил движением из петушиного стиля, изобретенного в Китае сто лет назад в провинции Хунань национальным меньшинством — народностью мяо.

Ленечка не ответил. Я выглянул в коридор. Леонид по-прежнему сидел на полу, где и раньше. Стащив с себя халат, Стошенко пытался обернуть шелком сломанные пальцы.

Вскрыв пачку пельменей, я обнаружил покрывшиеся инеем хрустящие зеленые бумажки. Отобрал из вороха долларов четыре сотенных, три купюры по пятьдесят баксов и добил долг до штуки двадцатниками и десятками. Сунул пачку денег в нагрудный карман рубашки. Остальной ворох долларов запихнул обратно в картонную пачку. Надо отметить — у Леонида Стошенко припрятаны в холодильнике солидные сбережения. Штук двадцать, как минимум. А все плачется, ноет всю дорогу, что совсем денег нету, халтурку клянчит. Вот жучара хитрожопая! Не люблю таких.

Когда я отсчитывал деньги, Ленечка вдруг заговорил, разродился длинным монологом, объясняя, почему он на меня напал. Говорил, дескать, испугался за свою жизнь и прочую ерунду. Я его не слушал, засунул коробку с надписью на картоне «Русские пельмени» обратно в морозилку, собрался было захлопнуть холодильник, но вспомнил, что за двое суток почти ничего не ел. Вспомнил не мозгами, а желудком. Запахи и вид еды в холодильном шкафу отозвались резкой сосущей болью в боку.

Глотая слюну, я извлек из холодильника батон колбасы салями и пару крепких огурцов.

— Лень, я занял у тебя штуку и пожрать, — сказал я, вернувшись в прихожую. Бейсбольную биту оставил на кухне. Шел, прихрамывая, но колено болело меньше, чем я ожидал, и это радовало. — Жив буду, верну должок. Сдохну — не взыщи.

— Стас, чего мне с ногой делать? — Ленечка смотрел на меня, явно ища сочувствия. — Сунуть под холодную воду или до приезда «Скорой» не трогать?

«Забавный человечек этот Ленечка! — усмехнулся я про себя. — Когда я обманом проник к нему в квартиру, чуть не описался со страха, спустя десять секунд пытался размозжить мою голову бейсбольной битой, а теперь просит совета, как сломанные об мою коленку пальчики сберечь! Типичный эгоцентрист, уверен, что весь мир вращается вокруг него, любимого... Или хитрит? Заговаривает зубы? Сейчас я уйду, а Леонид Стошенко позвонит в ментуру и заявит о вторжении на его приватизированную жилплощадь и о нанесении морального, материального и физического ущербов. Может Ленечка настучать ментам? Вполне! Мне это надо? Нет, совсем ни к чему. По крайней мере, пока я не окажусь за пределами Москвы, попадать в розыск, становиться ключевой фигурой в какой-нибудь операции „Перехват“ мне ну совсем ни к чему!.. Возможно, я все усложняю, и ни в какую милицию Ленечка с жалобами не обратится. Возможно, однако, подстраховаться не помешает. Так пусть, если Стошенко все же надумает стучать мусорам, сделает это как можно позже».