Лиз Дженсен - Девятая жизнь Луи Дракса

– Я уверена, что мне здесь будет хорошо, – сказала Натали, но надрыв в голосе ее выдал. Я иногда совсем дурак. В упор ничего не вижу. Даже не заметил, что, пока трепался, она боролась со слезами, и теперь вот-вот расплачется. Натали рухнула на стул возле сына, обхватила его руками, осыпая его лицо поцелуями, трогая за ладошки, не стесняясь рыданий. Смотреть невозможно. Обычно я запрещаю родственникам плакать – поймите, ваши слезы попадают в души ваших детей, – но не нашел в себе сил отослать ее прочь. И не мог прямо в палате обхватить ее руками, как того жаждал. Так что я потянул ее за локоток – надо ее уводить – и поднял на ноги. Мы молча вышли из палаты через французское окно в отчаянный жар летнего сада; возле лавровых кустов я вытащил салфетку и нежно вытер ей глаза.

– Мне постоянно снится этот сон, – шепчет она. – Каждую ночь одно и то же. Как в кино. Я не вижу лиц, только темные силуэты. Как будто я их нарочно стерла. Два силуэта дерутся, один большой, второй маленький, вдалеке. Слишком близко к краю. Я кричу. Но они меня не слышат, я далеко. Я ничем не могу помочь. Совсем ничем. А потом он падает. И тогда я просыпаюсь.

Ее глаза стекленеют; потом, словно пытаясь проснуться, она трясет головой и моргает.

– Простите, что спрашиваю, – говорю я. – Когда это случилось – что сделал ваш муж? Потом?

– Пьер? – Она умолкает, кусая губы, и отворачивается. А потом глухо произносит, опустив голову: – Подошел и заглянул вниз. Но Луи уже упал в воду. Не на что было смотреть.

Мы далеко от палаты, нас оттуда не слыхать, но мы продолжаем говорить шепотом. На фоне темных лавровых кустов Натали такая маленькая и хрупкая. Золото волос в красноватых бликах, словно в прожилках меди. Я чувствую, как солнце жжет мне спину.

– Он убежал. Бросил меня одну. Я кричала и звала на помощь.

Голос ее снова тусклый, вообще без эмоций. Натали стоит ко мне вполоборота, и я вижу, как наливаются румянцем ее щеки. Сквозь стеклянные двери просматривается вся палата. Мы видим Луи: его тело низким холмиком вытянуто под простыней. Натали смотрит на сына, а потом, словно боль этого зрелища переполнила ее душу, разворачивается ко мне, и глаза ее полны слез.

– Видите, каким трусом оказался мой муж! – выпаливает она. – Видите, что он сделал с собственным сыном? И сбежал!

Мне хочется утешить ее, сказать, что не все мужчины таковы и что ее муж наверняка…

Но слов нет. Я просто обхватываю ее лицо руками – какой совершенный овал! – и целую. Она не сопротивляется; она отдается поцелую так трогательно, почти с благодарностью, и мне трудно представить, что эта самая женщина была холодна, застенчива и неприступна; быть может, думаю я, ее сопротивление было всего лишь трюком моего воображения, домыслом совести, что меня отгоняла? Натали пахнет теми же духами, что и вчера. Терпко, чувственно. Или все дело в солнце, что обжигает спину? Зачем я это сделал? Как посмел? Я провалился в этот хмельной поцелуй, оступился, словно лунатик. Я иду ко дну.

– Со мной такое в первый раз, – говорю я, мягко отстраняясь.

Я потрясен, я боюсь, что шокировал Натали.

– Вы никогда прежде не целовали матерей своих пациентов? – тихо произносит она.

Слезы еще не высохли у нее на щеках, и я нежно их смахиваю.

– Никогда.

– Очевидно, это честь для меня.

– Вы просто обворожительны. Я не смог удержаться.

– Не смогли?

– Я пытался держать себя в руках, – сознаюсь я. – Следует ли мне… и впредь?..

– Находить меня обворожительной или держать себя в руках?

– Держать себя в руках.

– Да. Хотя бы на первых порах. Я еще не готова. Я уверена, вы понимаете.

Но она не сопротивляется, когда я снова наклоняюсь ее поцеловать. На этот раз я проваливаюсь в поцелуй еще глубже, и снова оказываюсь в другом измерении, и тону. Тону…

И вдруг замираю. Я даже не знаю, что это, нехорошее предчувствие, аморфный страх, мурашки по телу – что-то не так. То ли вспомнилось предупреждение Филиппа Мёнье, то ли стыдно перед Софи. То ли что-то совсем другое. Шум вдалеке? Инстинкт? В общем, что-то заставляет меня открыть глаза посреди поцелуя и посмотреть через окно в палату, и от увиденного – резкое, решительное движение на дальней кровати – я обмираю и тихо вскрикиваю. Отстраняюсь от Натали, сердце натужно колотится.

– Что такое? – встревоженно спрашивает Натали. Я что-то говорю немым ртом. Не могу оторвать глаз от палаты.

Где сидит в кровати Луи Дракс.

Видите, каким трусом оказался мой муж! Что он сделал с собственным сыном? И сбежал.