Лиз Дженсен - Девятая жизнь Луи Дракса

Следующий день выдался жарким, но воздух был легок и странно наэлектризован. Даже чайки, видимо, это уловили – кричали пронзительнее и гортаннее, заглушая гудение трассы в долине. В смутном возбуждении я шел на работу через оливковую рощу. До полудня я писал лионский доклад, затем мы с Ги Воденом отправились в столовую обедать. Ги только и говорил, что об эвакуации, и все порывался изложить мне план, прежде чем обсуждать с пожарными службами, все ли у нас готово. И хотя он жаловался на судьбу, я видел, что частица его – та же, что любила управлять больницей, – наслаждалась рисованием планов. Ги уставился на меня своим синим взглядом из-под мохнатых бровей.

– Эта история с Драксом, – сказал он. – Так не хочется усиливать охрану – только этого нам не хватало. Как тебе детективша?

– Слишком много курит. Мы сгорим если не от лесных пожаров, то от ее сигарет наверняка.

Ги улыбнулся:

– Такая молоденькая. И знаешь… – Он таинственно понизил голос: – Мне кажется, она лесбиянка. Они, знаешь ли, часто бывают лесбиянками.

Я не сдержал улыбку.

В нашей больнице хорошо едят все – сотрудники, пациенты и посетители. Съев тарелку копченого лосося, ризотто с грибами и кусок сливового clafoutis [41], я готов был сесть в свое кресло на колесиках и пообщаться с Луи. Люблю эти блаженные минуты. Я провел ладонью по холодному лбу мальчика и в который раз удивился: мои коматозные подопечные меня успокаивают. Я лечу их, а они меня. Где-то в глубине души я понимал, что тянусь к Луи из-за его матери, но эту мысль я спрятал поглубже.

– Можешь звать меня просто Паскаль, – сказал я. – Или доктор Даннаше, если тебе так больше нравится. Луи, ты в коме. Это как сон, только глубже. Это волшебная страна. Но мы не хотим, чтобы ты остался в ней навсегда. У меня, знаешь ли, немало теорий насчет твоей комы. И насчет комы Изабель, и Кевина, и других. Я думаю, некоторые остаются в коме, потому что не хотят просыпаться. Боятся того, что увидят. Или вспомнят. И поэтому спят дальше. Может быть, они просыпаются, лишь когда им достает мужества. Но ведь мир прекрасен, Луи. Тут столько всего удивительного. Я бы с радостью отвез тебя в Париж, показал бы тебе одну штуку, я про нее читал. Гигантский заспиртованный кальмар, пятнадцать метров. По-латыни называется architeuthis.

Иногда Софи задает мне каверзные вопросы – мол, что творится у тебя в голове? – и я не всегда нахожусь с ответом. О чем я думаю, куда на самом деле уношусь в мечтах, когда разговариваю с пациентами? Почему я так уверен, что они меня слышат? И отчего меня так притягивает кома? У Софи на этот счет своя теория – это же Софи, и она довольно цинична. Например: я могу читать пациентам лекции, сколько пожелаю, и они меня не перебьют. Я могу излагать свои дикие теории, которых не поддерживают мои коллеги. Или же, наоборот, я и сам живу в нереальном мире. Не исключено, что последняя версия ближе всего к истине. В годы лунатизма я понял, что существует иное измерение. Я в нем больше не живу. Но каким-то образом оно по-прежнему живет во мне.

В палату вошла мадам Дракс, принесла на-электризованный воздух улицы. Сегодня ее прическа не столь аккуратна, а бледность сменил медовый отсвет. На лбу выступили веснушки, словно песчинки налипли. Провансальский климат никому не идет во вред. Тут я увидел ее ногти. Намного длиннее, чем вчера, и покрыты ярко-красным лаком. Накладные – такими пользуются мои дочери. Отчего-то я поражен. Натали поздоровалась со мной за руку, поцеловала сына и что-то зашептала ему – я не разбирал слов.

– Ну? – сказала она и погладила его по руке. – Вы оформили документы на Луи?

– Ноэль почти закончила. Сегодня перед уходом подпишете, остальное ждет до следующей недели. Не хотите осмотреться? У нас есть комната отдыха, родственники там кофе пьют; со старожилами вы скоро познакомитесь. Мадам Фавро – наш ветеран, она вас возьмет под крыло. Ее дочь Клэр почти восемнадцать лет у нас.

Кажется, я снова сказал глупость.

– Восемнадцать лет?

– Бывает и такое. Но в прошлом году, например, у нас был случай – всего неделя комы. Видели наш сад? Можете там погулять, – торопливо сказал я и безнадежно указал на окно. – Да и в городе много чего происходит – в Лайраке есть кинотеатр, поле для гольфа, если вас такое увлекает…

Я болтал как сорока, пытаясь загладить свой промах, и не мог остановиться: говорил, что городок у нас тихий, полно салонов педикюра, клиник, на природе можно порыбачить и по-охотиться, куча магазинов игрушек – бабушки и дедушки скупают их внукам в товарных количествах. Ночная жизнь, может, не слишком пестрая, зато люди дружелюбны, есть отличный бассейн… Я лопотал без умолку и наконец иссяк буквально на полуслове.