Елена Олина - Если друг…

Пошатываясь, девушка вышла на свежий воздух и подняла к небу наливающиеся слезами глаза. Мир был разрушен человеческой ногой в темных джинсах и черном кроссовке… Стоп! На Сереге в тот вечер были светло-синие джинсы и белые кроссовки…!

Получается, что под пледом не он! А кто? Кто тайком пришел ночью, отворил дверь и улегся на месте Сереги? А где тогда сам Серега? – эти вопросы пробудили в душе девушки безотчетный ужас, который через пару секунд совершенно неожиданно уступил место такой беспросветной тоске, что захотелось подобно волку завыть на ухмыляющуюся с неба луну.

Хруст ломающейся под ногой ветки отвлек внимание от грустных мыслей. Всмотревшись в предутренний сумрак, Лера увидела очертания до боли знакомого силуэта …

– Аааааааа!– только этот звук и смогла издать она под воздействием шока.

– Уходи, – слабый, еле слышный голос, кажется даже, будто это шелест ветра,– Беги!-

И она побежала, только не прочь от этого места, а вперед, прямо на голос, всей душой желая еще хоть раз увидеть родное лицо. Она была настолько одержима этим желанием, что совершенно забыла о своем нахождении в лесу, и, разумеется, не заметила сучковатый куст в человеческий рост высотой, угрожающе преградивший ей путь. Игнорирование этого препятствия стало роковой ошибкой…

Острая крепкая ветка, словно, игла пронзила широко раскрытый глаз девушки и мгновенно вошла в мозг, подарив Лере мгновенную, безболезненную смерь. Тело по инерции пробежало еще несколько шагов, упало, споткнувшись о корень, пару раз дернулось в конвульсиях и затихло навсегда…

И в этот момент из мрачного предрассветного лесного сумрака раздался леденящий душу стон, полный животной ярости, сливающейся с беспросветной тоской…….

Вот уже и ночь подходит к концу….Первая ночь без Сереги… Даже представить сложно, что больше я его не увижу, просто даже не смогу на него посмотреть. Когда я увидела, что с ним сотворили, думала, мое сердце разорвется в тот же миг на мелкие кусочки. Твари! Никогда не смогла бы подумать, что с виду такие милые и душевные люди смогут настолько синхронно открыть самые черные глубины своей сущности. В людях я разбираюсь очень хорошо, вернее, думала, что разбираюсь. Но, оказывается, ошибалась…

Своего двоюродного брата помню еще очаровательным трехлетним крошкой с пухлыми щечками и совершенно белыми волосами. Тетя Надя, его мама, привозила Сережку на новоселье в коттедж, который мы построили вскоре после того, как моя мать открыла стоматологическую фирму. Мне тогда было 10, и я часами занималась с очаровательным малышом.

Следующая наша встреча состоялась спустя 17 лет. Я с трудом узнала в стройном черноволосом красавце того пухленького блондинчика, которого вспоминала с трогательным умилением. На тот момент я сделала неплохую карьеру в телефонных продажах, и после нескольких часов семейных посиделок с расспросами и рассказами о состоянии дел, получила от Сереги заманчивое предложение. Брат собрался организовать фирму, и человек с таким опытом в продажах был ему жизненно необходим. Я обещала, что подумаю, и в итоге через месяц, уладив дела в Москве, мчалась в Петербург навстречу новой жизни.

Не смотря на трудности в виде долгих мучительных поисков подходящей квартиры, подстерегавшие в начале этой самой новой жизни, я ни разу, ни на секундочку не пожалела о том, что бросила свою размеренную уютную московскую жизнь и перебралась в Петербург. Сам город поразил своим величием и каким-то возвышенным спокойствием. Даже людская суета в часы пик, по сравнению с московским людским «муравейником», навевала ассоциации с некоей замедленной съемкой. Словом, Питер совершенно очаровал меня, и обычная проверка «на прочность», проводимая этим городом для новичков, была мной пройдена с легкостью.

В рабочий ритм я влилась легко и быстро, радовало все: уютное рабочее место, молодой быстро сдружившийся и ставший практически семьей коллектив, быстрый рост доходов, и ощущение своей значимости, так необходимое каждому человеку. Я смогла бы в тот момент назвать себя счастливым человеком, если бы не личная жизнь, которой не случилось. Моя личность, все детство и юность прообщавшаяся практически с одними мальчишками, воспринималась представителями мужского пола исключительно в качестве «своего парня», с которым запросто можно обсудить и футбол, и баб. Это периодически подвигало меня на тонкую грань с депрессией, и спасало только то, что в режиме аутотренинга в мозг впечатывалась аксиома о более надежном общении с понравившимся человеком именно в качестве друга. Поскольку я всегда отличалась натурой крайне влюбчивой, существование в состоянии неразделенной любви вошло к тридцати годам в прочно устоявшуюся привычку.