Михаил Стрельцов - Узют-каны

– Я повторяю – это второй Чернобыль! – подвизгивал Лысый.

– Когда едем-то? – вопрошала полная женщина в коричневой олимпийке.

– Как скажут, – виновато улыбаясь, мямлил водитель.

Молчун закрыл глаза, виски пульсировали. Духота предгрозовой атмосферы проникла в автобус, вызывая потовыделение у и так разгорячённых, людей. «Как сардины в банке» – промелькнуло обыденное сравнение. Появилось ощущение, что мозг смело разделили на две части широкой стальной пластиной: во лбу словно завёлся пчелиный рой, веки налились свинцом, а затылок – онемел. Молчун не в силах открыть глаза, да и не хочет… Что стало с той девушкой, которую на выпускном вечере он, пьяный от безумной радости и неопредёленности, пригласил на танец? Школьный музыкальный коллектив исполнял из старого – из фильма «Розыгрыш». Потом они плелись в прохладной ночи, оставляя за собой здание школы, детство и юность.

А тихие вечера во время зимних буранов? Мама заваривала душистый чай и пекла лёгкое, рассыпчатое печенье. Его гитара, её аккордеон, ребята, школьные друзья, «Модерн», Вилли Токарев и Юрий Лоза на кассетниках! В один из таких вечеров он подарил ей хрусталеобразный камешек, переливающийся золотыми прожилками, найденный в горах. Ждала ли она его? Так или иначе: когда семь раскалённых лет сгорели за спиной, она ещё была свободной. На танцплощадке ансамбль интерпретировал медляки «Фристайла», блеял под Шатунова, свежий запах изморози врезался в ноздри и, боже мой, как по-прежнему завораживал аккордеон! Что стало с той девушкой? Почему так душно, невозможно дышать?!

– Тела! Кучи мёртвых тел! – визжал Лысый.

Молчун приподнял одно веко и выкрикнул:

– Лысый!

Сразу зависла тишина. Молчун смахнул со лба испарину и попросил:

– Почему бы тебе не заткнуться? Развёл панику, провокатор. А вы, граждане, его не слушайте. Он дальше психушки и не заезжал никуда!

Обстановка слегка разрядилась несколькими смешками, а паникёр пытался возразить что-то с пеной у рта, но никто уже не слушал с прежним рвением. Тут к автобусу подбежал главврач, неловко пробрался в салон, окинул пассажиров растерянно-расстроенным взглядом:

– Все на месте?

– Все! – выкрикнуло несколько женских голосов.

– Чудненько, – главврач изобразил улыбку, – ничего не забыли? Извините за экстремальные условия. Человек предполагает, а бог, как говорится, не выдаст. До свидания. Надеюсь увидеть вас в следующем сезоне! – он медленно взмахнул рукой, ещё раз оглядел салон, должно быть выискивая потерявшуюся медсестру, и соскочил на дорожку.

Автобус долгожданно затарахтел, не спеша двинулся прочь от санатория. Никто не подозревал, что милейшего симпатягу Сергея Карловича, врача с чеховской бородкой, они не увидят не то что в следующем сезоне, но и вообще никогда.

За окном густой бор плавно переходил в реденький лесочек, сквозь желтеющую листву которого мелькали бесчисленные с былых времён «пионерские лагеря»: «Радость», «Дружба», «Чайка», «Солнышко». Когда-то в детстве Молчун побывал в них всех. Казалось, жизнь волокла его по порядку: из «Солнышка» – в «Чайку», из «Дружбы» – в «Радость», выволокла к санаторию, а теперь и ещё дальше – в тайгу. Он вновь смежил веки, головная боль уходила, и мир от этого становился чище и приятней. Дорога привела к автостраде, автобус вклинился в ряд спешащих машин и тихонько пополз по широкому мосту на каменных быках. Река спокойно несла свои воды вдаль. Глубоко ли здесь? Как обычно, проезжая по мосту, Молчун думал: а что если автобус внезапно потеряет управление, разорвёт железные перегородки и рухнет в воду? Как нужно будет действовать? И вообще, выберется он или утонет, когда во все щели и люки хлынет безмятежная река? Молчун читал где-то, как однажды человек не только выбрался сам, попав в подобную ситуацию, но и вытащил из затонувшего автобуса практически всех пассажиров. Даже напечатали фото этого человека: невысокий, полноватый, добродушный – словом, рядовой гражданин… Сможет ли именно он, Молчун, спасти всех? Вряд ли. Ну уж Лысого точно вытаскивать не будет…

Автобус покинул мост и, набирая скорость, помчался к городу. Как возвратиться обратно? Был бы мотоцикл – туда-сюда пара часов. Доехать на рейсовом до конечной и с пяток километров топать на своих двоих? Молчун решил, что в крайнем случае поймает такси. Такси? Машина с шашечками почему-то казалась нелепой и ненужной. Возможно, ему совсем не придётся возвращаться. Может быть, Она сразу бросится на шею, расплачется и попросит прощения? И больше ничего не надо. Молчун был готов сам повиниться, если бы чувствовал за собой вину. Виновата она – это всё усложняло.