Он воплощал в себе смелые идеи архитекторов-новаторов об общности людей в грядущей эпохе. Задуманный как «опытный дом переходного типа», жилище, которое объединит людей, не лишая их при этом, в отличие от домов-коммун, личного пространства, и станет шагом к новому, более совершенному быту, дом-корабль был своего рода посланцем в будущее. Однако в этом будущем ему не нашлось места. Он так и остался единственным в своем роде экспериментом и созданный сплотить людей и помочь им достичь единства, со временем сам оказался странным отщепенцем, чужаком среди окружавших его зданий. В итоге, забытый городом и оставленный ветшать, дом-корабль отплатил ему тем же, и, отвернувшись от внешнего мира, навсегда замкнулся в собственном.
В этом закрытом, забытом временем мире реальность имела свои законы. Поэтому и предметы, которые Валера коллекционировал, внутри этих стен были не совсем тем, чем в обычной жизни. Собранные вместе, они представляли собой не скопление барахла, а некую пересказанную Валерой историю, которую поведал ему сам дом.
Но вот что странно: отчетливо сохранив в памяти день последней встречи, каждое свое впечатление от дома-корабля и каждый Валерин рассказ, Миша не мог, как ни старался, вспомнить, ни в какой части дома, ни даже на каком этаже, находилась кладовая, где остался рюкзак. Помнил только, что сразу перед тем, как туда пойти, они побывали у Валеры в квартире откуда перенесли в кладовую несколько детских велосипедов советских времен. И еще саму дверь этой кладовой: темно-красную обивку, косо изрезанную ножом.
Поэтому теперь, когда Миша вернулся сюда опять, ему не оставалось ничего другого, как по очереди обходить каждый этаж. Миша начал с верхнего, где была Валерина квартира, в которой тот жил вдвоем с отцом. Они зашли к нему совсем ненадолго, но этот эпизод стал для Миши главным событием их встречи. И он не запомнил, как они потом дошли до кладовой именно потому, что по дороге думал только о Валерином отце и о том, почему Валера так и не уехал из дома-корабля: ради отца или ради самого дома.
Прячась за стволом старого тополя Ронни наблюдал, как сбитая со следу четверка, несомненно, тех самых гопников, пробежала вдоль длинного фасада дома, замыкавшего двор, и остановилась на углу, споря, в каком направлении продолжать поиски.
Ронни смерил глазом расстояние до ближайшего подъезда: до него было не больше тридцати шагов. Не так уж и много, но одно держаться на ногах, ухватившись за ствол дерева, а другое – расстаться с опорой для решающего рывка.
Четверка на углу дома жестикулировала и то и дело указывала руками в асфальт, обсуждая, как догадался Ронни, кровавый след, который нужно было искать.
Ронни действительно чувствовал, что как он не прижимал рану в правом боку ладонью, горячая струйка находила путь сквозь пальцы и стекала по правой ноге в ботинок, что был уже насквозь мокрым.
Наконец, четверка договорилась между собой и скрылась за углом. Из осторожности надо было выждать в укрытии хотя бы минуту. Но этой минуты не было, потому что сил оставалось мало. Стиснув зубы, Ронни отпустил ствол и шатаясь двинулся в строну фонаря, предательски высветившего его заметную издалека фигуру в пестрой одежде: синих расклешённых джинсах в тигровую полоску, оранжевом тигровом платке, по-скаутски завязанном вокруг шеи и красной рубашке без рукавов, с темным пятном ножевой раны в боку, от которой он не отнимал окровавленной ладони.
Путь до спасительного подъезда оказался труднее, чем Ронни мог представить, потому что расстояние измерялось не шагами, а волнами боли и водоворотами головокружения. Но несмотря на то, что земля уходила из-под ног и в глазах темнело, Ронни на секунду даже замер на месте, когда заметил что большой продолговатый дом, куда ему предстояло войти, был поразительно похож на корабль. Но удивляться было теперь не время. Надо было скорее найти помощь. Посильнее зажав ладонью рану, Ронни, шатаясь, добрел до ближайшего подъезда и толкнул дверь.
– Нет, ему там было не лучше. – Валера говорил очень тихо, почти шепотом, и время от времени делал Мише знак и подолгу прислушивался, тихо ли за стеной, отделявшей его комнату от отцовской спальни. – За полгода не узнал меня ни разу. А дома вспомнил. И сейчас уже узнает. По-разному, конечно, бывает – когда хуже, когда лучше. Но тут он совсем другой.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, на ЛитРес.
Читать дальше