– Красавчик? – нашёлся тот, самодовольно закидывая на плечо дробовик.
– Говнюк ты, Саня! – от души сформулировала я.
Всё он понимал прекрасно, и его вымученное беспокойство не выдерживало никакой критики.
Настигнув Тома, что, признаться, было сделать крайне непросто, я подхватила его под руку. Тот, с тяжёлым вздохом вынув руку из кармана, мягко сжал мою ладонь. Наши пальцы напряжённо переплелись, концентрируя в себе всё то, что не нашло выхода в физической близости.
– Не знаю, надолго ли хватит моего терпения, но он своё рано или поздно получит, – быстро высказался Томас, сбавляя шаг, чтобы мне было проще поспевать за ним.
– Лучше поздно.
– Не могу обещать, – чистосердечно признался мне мужчина и тут же спросил, в который уже раз: – Тин, ты уверена, что он нам так уж нужен?
– Слушай, он отличный выживальщик, у него полно ресурсов и навыков, без которых нам придётся туго. К тому же он сам предложил свою помощь, и мы уже вроде как приняли её. Отказываться от задуманного глупо и нецелесообразно.
– Я думаю, мы бы справились и сами, – возразил Томас.
– А я думаю, что нет, – сказала я, неловко прижимаясь.
Обняв за плечи, Том коротко поцеловал меня в макушку.
– Как скажешь, милая.
– К тому же, попробуй его теперь выгони, – добавила я.
Я устало вздохнула, прекрасно зная, что как только вскипит вода, впереди нас ожидает очередной бесконечный марш-бросок.
Саня слов на ветер не бросал. Мы собрались на следующий же день, как о предстоящей дороге только зашёл разговор. Оперативно попрятав всё ценное из своего логова, Дядька собрал только самое необходимое и сам стал командовать парадом. Кажется, ему это было не впервой, слишком уж уверенно он раздавал нам свои ценные указания.
– Через горы не пойдём. Сильно сложно, да и долго. Через Казахстан пойдём, только немного по бездорожью срежем, а то прямо по дороге ходить опасно.
Всё хорошо, только длилось это «немного срежем» уже пятые сутки. В основном из-за меня, конечно. Что Том, что Саня были физически выносливее, а я выбилась из сил в попытке поспевать за ними и отбила все ноги о степные камни. Дезертир тем не менее на меня никогда не ворчал, лишь подшучивал и командовал привал, когда я начинала особенно настойчиво ныть. В итоге вечер застал нас в чистом поле, прерывающемся изредка на невысокие плавные холмы и одиночные угрюмые кустарники.
– Во-он до той возвышенности дойдём и там остановимся на ночь! – довольно оповестил нас Дядька, бодро вышагивая впереди. – Давай, Тинка, веселее нужно шевелить конечностями!
– Агрх! – отозвалась я, как всегда плетясь в конце.
Ночевать в чистом поле да ещё и на возвышенности… безумие какое-то! От одной подобной мысли меня бросало в дрожь. Да, степи были пустынными, и нам до сих пор никто не повстречался, но, чёрт возьми, я была почти уверена, что эта ночь вряд ли пройдёт спокойно. Стремительно темнеющее небо догнало нас, как только мы начали подъём на заветный холм. Сбросив рюкзаки, мы, наконец, остановились. Я тут же бухнулась на землю и расстелилась прямо на траве. Ноги гудели от изнуряющей ходьбы.
– Друзья, я тут отойду ненадолго, – быстро оповестил нас Саня, прохлопывая себя по карманам.
Я не стала уточнять, куда, зачем и надолго ли, только махнула ему рукой вослед, давая знать, что он услышан. Странно, но дезертир при разговоре каждый раз упрямо обращался к нам обоим, а не только ко мне лично. Томас в свою очередь лишь в общих чертах понимал, о чём мы ведём речь, в основном ориентируясь по эмоциям и жестам, а также безошибочно определяя маты. Особенно, если их произносила я. В общем, мой словарный запас становился скуден с каждым косым взглядом англичанина. Да, признаюсь, мне теперь почему-то становилось стыдно, когда он взирал на меня вот с таким вот молчаливым укором. Хотя на фоне Санькиной моя речь всё равно смотрелась куда выгоднее, хочу заметить!
Том не пытался разговаривать на русском, хотя раньше активно изъявлял желание. После первой встречи с Дядькой он вообще довольно часто молчал, не переспрашивал и обзавёлся ангельским терпением. Мне было тревожно за него, ибо я знала, что Стэнсбери был совсем не таким, и это временное затишье не сулило ничего хорошего. Он впитывал как губка всё происходящее, тщательно акцентируя внимание на деталях – любой неоднозначный жест, любое грубое слово – и он мог сорваться. Но дезертир мастерски избегал и того, и другого, сохраняя это хрупкое равновесие. Он, совершенно не напрягаясь, мог сделать то, что нужно ему, при этом не давая Тому и малейшего шанса на вспышку праведного гнева. Он только безнаказанно поддразнивал его, получая от этого какое-то своё изощрённое удовольствие и по-прежнему не реагируя на мои замечания по этому поводу.
Читать дальше