Рут Уэйр - В темном-темном лесу

Но смелой я не была. Я тоже повела себя как трусиха. У меня не хватило духу поговорить с Джеймсом, потребовать от него объяснений.

Я слышала, что впоследствии он переспал чуть ли не со всем Ридингом – и с девчонками, и с парнями. Это лишь подтвердило мою уверенность: Джеймс Купер, которого я любила, никогда не существовал. Он был плодом моего воображения. Фальшивым воспоминанием, которым мозг подменил реальность.

Теперь же мое восприятие ситуации изменилось. Не то чтобы я простила Джеймсу эгоистичное бессердечие, но увидела себя со стороны – разъяренную, обиженную, неумолимо строгую к нам обоим. Скорее я простила себя за любовь к нему. Мы ведь были почти детьми, со свойственной детям жестокостью и черно-белым восприятием мира. Для детей люди делятся на хороших и плохих, и нет ничего посередине. Этика детской площадки проста и прямолинейна, как правила спортивной игры: нарушил – получай наказание.

Джеймс поступил неправильно.

Я ему доверяла.

Значит, я тоже не права.

Теперь-то я вижу его таким, каким он на самом деле тогда был: испуганным ребенком, которого поставили перед сложнейшим моральным выбором. Выбором, к которому он был попросту не готов. В моих словах он услышал попытку переложить на его плечи ответственность за решение с необратимыми последствиями. Он не хотел и не мог решать.

И я вижу себя – такую же испуганную и не готовую.

Мне очень жаль нас обоих.

Когда утром придет Ламарр, я ей расскажу. Всю правду. Если подумать, действительно все не так страшно. Просто старая обида, которая никак не тянет на мотив для убийства.

Нина права.

С этой мыслью я засыпаю.

Ламарр приходит не одна. С ней еще один полицейский, грузный и сердитый дядька. На лице у Ламарр незнакомое мрачное выражение. Она что-то держит в руке.

– Нора, – говорит она без предисловий. – Вы можете опознать этот предмет?

– Да, – удивленно отвечаю я. – Это мой телефон. Где вы его нашли?

Ламарр молчит. Она садится рядом с кроватью, достает диктофон, включает его и строго, формально произносит то, что я боялась услышать:

– Леонора Шоу, мы хотим допросить вас по подозрению в убийстве Джеймса Купера. Вы имеете право хранить молчание, но если вы не упомянете факты, на которые будете опираться в суде, это может повредить вашей защите. Все, что вы скажете, может быть использовано против вас. Вы имеете право на адвоката. Вы все поняли?

Тому, кто не виноват, бояться нечего, правда?

Почему же мне так страшно?

Прежде мои показания не записывались на диктофон, и приходила Ламарр одна, без сопровождения, то есть в суде они неприменимы. Поэтому начинаем мы с тех же вопросов, чтобы зафиксировать мои ответы на пленке. От адвоката я отказываюсь. Хотя это и глупо, я не могу отделаться от ощущения, что Ламарр на моей стороне. И что главное – убедить в своей невиновности ее, а дальше все устроится.

Закончив со старыми вопросами, Ламарр переходит к новым.

– Пожалуйста, еще раз взгляните на телефон. – Она протягивает мне его в закрытом пластиковом пакете. – Вы его узнаете?

– Да, это мой телефон.

Я борюсь с желанием грызть ногти. За прошедшие дни я успела обкусать их до мяса.

– Вы уверены?

– Да, тут царапинка на корпусе.

– Это ваш номер? – Она перелистывает блокнот и называет набор цифр.

– Д-да, мой.

– Меня интересуют последние звонки и текстовые сообщения с этого номера.

К такому я была не готова. Зачем им эта информация, какое отношение она имеет к смерти Джеймса? Может, они пытаются отследить наши перемещения по телефонным сигналам?

Я напрягаю память.

– Да я за эти выходные им и не пользовалась почти… В доме не ловилась сеть. Только на стрельбище голосовую почту проверила… и «Твиттер». А, и еще перезвонила мастеру в Лондоне, у меня велосипед в починке. И все.

– А сообщения?

– Не отправляла вроде… Точно нет. Последнее было в пятницу Нине, я написала, что жду ее в поезде.

Ламарр резко меняет тему:

– Расскажите о ваших отношениях с Джеймсом Купером.

Я спокойно киваю, стараясь продемонстрировать свое желание сотрудничать со следствием. Я ожидала этого вопроса. Может, Клэр очнулась? У меня сосет под ложечкой.

– Я правильно понимаю, что вы знакомы со школы?

– Да. Лет в шестнадцать встречались, недолго.

– Недолго – это сколько?

– Месяца четыре-пять.

Тут я вру. Встречались мы полгода. Но я зачем-то ляпнула «недолго», а полгода – уже какой-то срок. Мне бы не хотелось, чтобы мои показания звучали противоречиво. К счастью, Ламарр не расспрашивает меня о датах.