Игорь Родин - Патологоанатом. Анатомия патологии. Мистический детектив

Зато весь остальной народ любил отдыхать на берегу раскинувшегося неподалёку озера Светлояр, по легенде чуть не поглотившего Китеж вместе с полчищами басурман. К озеру, как упоминалось ранее, шла тенистая берёзовая аллея, а с противоположного края его охватывала дремучая дубовая роща. Где с весны до осени перманентно жарили шашлыки, культурно отдыхали, прячась от полиции, и предавались прочим невинным разнообразным забавам простые граждане. Все те, кто не хотел соседствовать с маргиналами и мажорами в сквере с пыльным и обгаженным голубями памятником или переться на окраину в парк, с риском нарваться на неадекватных атлетов и их пьяных антагонистов.

В общем, обычное провинциальное захолустье. Правда, местные так не считали, ибо своё болото хвалить – дело благодарное и где-то даже патриотичное. Да и другого ничего не остаётся. Ведь больше ничего и никого, за очень редким исключением, выдающегося и нетривиального тут не наблюдалось, и приходилось довольствоваться тем малым, что хоть как-то заронилось в эти скудные земли, давая неверные всходы. Потому что ни великих полководцев, ни знаменитых артистов, ни блестящих политиков отсюда не вышло. Но, если откинуть общемировые масштабы и сконцентрироваться на простых обывателях, то и из их серой массы можно было выделить некие крупные жемчужины. Со своим, естественно, колоритом. Они не то, чтобы блестели и сияли, но, как и всё неординарное, имели непередаваемый тонкий шарм. В конце концов, не место красит человека, а наоборот. А уж он красит так, как может.

Голубь лениво развернулся над пригородными «фазендами» местных «олигархов». Местечковые предприниматели, бывшие бандиты и современная политическая, и культурная элита любили жить вовне провинциальности Китежа, дистанцируясь коротким пролётом шоссе и прикрываясь высокими заборами. Стараясь думать и представлять себя частью чего-то оторванного от суровой действительности, чего-то сказочного и фантастического, вроде виллы на Лазурном берегу. Со скидкой на местные условия, конечно. Газоны тут были выстрижены и ухожены, бассейны лучились неимоверно яркой ядовито-голубой хлорированной водой. Домики радовали качеством отделки, ровностью линий и гармоничностью перспектив.

Голубь снизился, заметив внизу движение, сделал круг над одной такой «виллой», растущей особняком ото всех, на вершине плюгавого холма. Там, за трёхметровым глухим бетонным забором, меланхолично покачиваясь на качелях, грустила маленькая девочка, лет десяти-двенадцати. Одета она была добротно, только вот радости от ощущения себя внутри бетонированной «сказки» она не выказывала. Наоборот, какая-то тоска и неустроенность грызли её изнутри. На сиденье качелей рядом с ней лежала открытая пачка с печеньем. И голубь спикировал вниз, заметив возможное лакомство.

Он, внутри птицы, тихий и без того, как подселившийся без ведома хозяина паразит, замер, узнав её. Та самая. Его спутница. Только в этом отрезке времени – живая. Тревога и тоска чуть кольнули холодной иголкой. Картинки прошлой жизни стремительно перелистывались. Их осталось мало. И это наводило тень грусти. Светлой, но такой щемящей. И, тем не менее, не хотелось отказываться от такого земного, теперь начинавшего забываться чувства. Не будоражить «носителя». Пусть голубь ведёт себя так, как положено голубю.

Девочка увидела севшего на дорожку, выложенную розовой тротуарной плиткой голубя, чуть улыбнулась и осторожно потянулась за печеньем. Голубь покрутил головой, примериваясь и оценивая степени опасности и кормёжки. Но девочка была не опасна. Она бросила ему половинку рифлёного угощения и смотрела, как он жадно набивает себе зоб, боясь, как бы не налетели сородичи или не явилась кошка. А потом она сильно оттолкнулась ногами и качели издали громкий немелодичный скрип. Голубь всполохнулся, хлопая крыльями и потеряв перо, взмыл в панике от резкого звука.

Девочка лишь проводила его взглядом, полным тоски и зависти.

Голубь же продолжил облёт своих владений, вновь высматривая съестное или нечто, похожее на него. Зайдя на городские кварталы с северо-запада, он снизился, выглядывая знакомое кафе, где посетители оставляли иногда на столах недоеденные остатки, а нерадивые ленивые вялые официантки забывали их вовремя подобрать. Но тут его ждало разочарование, так как все столики в этот вечерний час были пусты, кроме одного. Да и за этим сидели двое мужчин сурового вида. Один грузный, заматеревший, с глазами, совершенно кошачьими, жёлто-медовыми и хищными. Как у филина или дикого кота. Второй был похож на сухого поджарого мускулисто-смуглого добермана. С почти русыми, выгоревшими на солнце волосами и каштановыми внимательными бусинками глаз. Они ничего не ели, а только пили иногда сок из пластиковых стаканов и непрерывно курили.