Руслан Ходяков - Здесь водятся комары!

© Руслан Ходяков, 2016

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

«Ну, че смотришь, сука? Ну!? Ты этого хотела, да? Да, этого? Сейчас… Подожди, падла!»

Руки мои не слушались. Картонная гильза охотничьего патрона никак не хотела входить в ствол дорогого инкрустированного серебром ружья двенадцатого калибра. «Добилась своего? Да-да, добилась! радуйся гадина!» – Щелк! – согнутое буквой «л» ружье выпрямилось. Затвор замкнулся. «Ты думала я испугаюсь, да? Ты думала не смогу? Не-с-с-у-у-мею? С-с-у-у-мею! Е-е-еще как сумею! Ха! Видишь?» – я зловеще улыбнулся и взвел курок.

Мне хотелось быть храбрым и решительным, но зубы предательски отбивали чечетку страха. Кровь, переполненная адреналином заставляла вибрировать каждую мышцу. Я сидел на кухонной пластиковой табуретке. Ватные ноги не повиновались мне и дергались, подпрыгивали как на пружинах, словно невидимый врач-невропатолог бил по моим коленкам маленьким блестящим молоточком с резиновым набалдашником. Хлипкая тяжесть меж ягодиц угнетала. Хотелось сорваться с табуретки и бросится в уборную. Это страх. Я знаю, что это страх. Липкий противный, животный страх.

И она это видит. Она смотрит. Она все видит… и ждет. И дождется. Потому, что это единственный выход. Единственный…

За окном кухни заговорщицки заскрипел снег под колесами автомобиля. Утробно взвыл и заглох, задохнулся двигатель стареньких «Жигулей». Одиноко хлопнула дверца. Третий час ночи. Сосед с первого этажа вернулся с халтуры. Он наверно первым услышит выстрел. У этих ружей тульского завода бой – будь здоров! В данном конкретном случае – мертв. Ба-бах! И все. Уноси покойничка… Менты, менты понаедут! Соседи сбегутся! Кто в чем. Ночь все-таки. Бы-р-р-р! Кровища… Хлюпанье шлепанец… Заспанные ребята из морга… Черт, мысли путаются…

«Сюда смотри! Сюда! Видишь это ружье?» – я поставил ружье на пол, прикладом меж ступней, судорожно зажав его коленями. Обрез ствола оказался на уровне моего рта. Из черного, тусклого отверстия отвратительно пахнуло застарелым пороховым дымом. Нет, так не пойдет. Пуля пройдет… Черт, как должна пройти пуля?

Ружье было отцовское. С ним мы когда-то, когда я еще учился в «Техноложке», браконьерничали где-то на карельском перешейке, а потом он подарил ружье мне. На день рождения… Хорошее ружьишко! Все хотел его на стенку повесить, да все ни как… Опять мысли путаются. День рождения… Ирония судьбы. Прости папа. Сей час я использую твой подарок по назначению. А назначение ружья, как известно, – пиф-паф – стрелять. Все просто. Легким касанием, без рывков, как учил, нажимаю на спусковой курок, и, как не удивительно, вылетает пулька. В мишень. В живую или неживую. В движущуюся или не движущуюся. Можно в человека. В меня, например. Чем не мишень? Очень даже хорошая мишень!

«Ну, че смотришь!? Нет, в тебя я стрелять не буду. Не берут тебя пули, сука! Сука ты, поняла?» – я посмотрел на ее морду, оскаленную в улыбке. В ее глаза, предвкушающие, жаждущие!

«Сколько горя ты мне принесла, стерва! Но я до тебя доберусь! Мне уже все равно!»

Я вставил ружье в рот, ощущая неприятный кислый вкус метала и тошнотворный запах пороховой гари. Как же пройдет пуля? Я вытянул ноги, продолжая сжимать ступнями приклад, наклоняя ружье от себя прикидывая траекторию полета «волчьего заряда» так, чтобы он прошел через рот в затылок, зажмурился, вытянул руку и плавно, как учил меня отец, надавил на курок.

Огромная поджарая волчица, сидящая передо мной, облизнулась и склонила голову набок.

– Сережа, ты должен бросить ее, Сережа! Слышишь? Я тебя не оставлю. Никогда! Мы будем вместе. Ты должен ее бросить, Сережа! Миленький, любименький, брось ее! Брось! – Лада привстала на цыпочки, с мольбой заглянула мне в глаза и прочитав в них, что-то такое, что очень ее разочаровало, бессильно опустилась на каблучки легких замшевых туфель, надула губки и обиженно закуталась в шикарный норковый воротник своего дорогого, ультрамодного пальто.

Пальто доходило ей лишь до середины бедер и промозглый, зимний сквозняк, гуляющий по колоннаде у вестибюля метро «Маяковская» нещадно жалил обнаженные ноги девушки.

Дрожи, но форс держи! Этим она всегда мне нравилась. В любых условиях, при любой растреклятой погоде, всегда на коне. И алчущие взгляды мужиков вокруг.

Я усмехнулся и задумчиво затушил окурок «Кэмела» о шершавую поверхность колоны.