Руслан Ходяков - Здесь водятся комары!

– Лада, ты…

– Посторонись, родимый! – Объемная, как царь-колокол, пожилая женщина толкнула меня огромным животом и прошлась по моим коленям своими не менее увесистыми продуктовыми сумками.

– Прет как с рублем на буфет! А еще говорят, что широкие слои пенсионеров не доедают в условиях экономического кризиса! В кошелках у нее, наверное, то, что она не доела! – по своему обыкновению принялся ворчать я. Такая у меня адекватная реакция на внешние раздражители.

– Сережа, ты мне не ответил! – дернула меня Лада за карман кожаной куртки. Ее миловидное личико посинело от колючего ветра и морозца. Губки, обветрившись набухли.

– Елки-палки, Лада! Сколько можно говорить! – обозлился я.

– Не могу я ее бросить! Не-мо-гу! Хотя бы из-за сына. Бал бы у тебя трехлетний сын, ты бы поняла… Поняла?

– Но нам же хорошо вместе?

– Ну, хорошо, – сказал я и вспомнил вчерашнюю ночь.

– Но мы же любим друг друга?

– Ну, любим, – хотя внутренне я не был так уверен.

– Тогда брось ее! – лицо Лады приобрело детское, капризное выражение. Говоря слово «брось», она даже притопнула ножкой.

– Опять, двадцать пять, японский городовой! – я еще больше вышел из себя.

– Я популярно объясняю! Не могу я ее бросить! У меня сын! Понимаешь? Маленький такой… Папа, папа, гули, гули, и все такое. С Мариной я живу уже семь лет. И ее предать я тоже не могу! Если б ты знала, через, что она со мной прошла… Не могу, и не хочу! Все! – я, нервничая, полез в левый карман за сигарами. Достал их, потом вспомнил, что только, что курил, переложил пачку в другую руку и засунул ее в правый карман.

Лада насупилась и расстроено шмыгнула носиком.

Говорят, от внебрачных связей бывают четыре весомых последствия: любовь, дети, банкротство и триппер, там или сифилис, что-то в этом роде… Но видит бог – любовь самое тяжелое из них. Нет, с Ладой мне, правда, хорошо, даже очень! В смысле коечки и в смысле пообщаться, но, навряд ли такое капризное создание как Лада сможет дать мне столько же как уютная, добрая, теплая, привычная Марина.

– Слушай, Беркутов! – Лада зло сощурила глазки и ткнула меня в грудь тоненьким, изящным пальчиком, обтянутым черной лайковой кожей перчатки.

– Если ты не бросишь свою… Как ее там… Марину, – произнося имя моей жены она брезгливо поджала губки и сморщила носик.

– То мне наплевать, я сделаю так, что ты ее бросишь! Ты! Сам! Понял? Ты понял? Но это тебе обойдется в тысячу раз дороже.

Я оторопел.

– Ты, что, пойдешь к ней и заявишь: Я спала с твоим мужем!? Так ей то же, как ты говоришь, напле…

– Ты меня не понял. Не она тебя, а ты ее бросишь! – Лада злорадно ухмыльнулась и передернув плечиками, поежилась.

Холодно все-таки. Глядишь простудится… Нет, ну все-таки, настырная у меня любовница! А я – кремень! Кремень, как договорились!

– Лада, ну знаешь! – я поиграл желваками.

– И времени у тебя на размышление – двое суток с хвостиком! – Лада обворожительно улыбнулась ровной ослепительной фарфоровой улыбкой.

– Пока, родимый, мне холодно. Я пошла, – Она уверенно и сильно пригнула меня к себе, потянув за лацкан куртки, нежно поцеловала меня в губы и как лебедь белый поплыла к стеклянной двери вестибюля. Там он остановилась, театрально повернулась ко мне и грозя пальчиком, проговорила:

– Запомни, Беркутов! Я не собираюсь тебя ни с кем делить! – прозвенел под аркой ее голосок, приглушенный уличным говором. Прозвенел и растаял вместе с Ладой, исчезнувшей за стеклянной дверью.

Я задумчиво потер губы, чувствуя, что этот последний поцелуй Лады был каким-то особенным, не похожим на другие ее поцелуи. И это было нехорошее чувство.

Какой-то мужичек, в потертой шапке ушанке, в благоухающем рыбой овчинном полушубке, в массивных валенках, проходя мимо больно задел меня ящиком с принадлежностями для зимней рыбалки.

– Куда прешь, козел! – рявкнул я на него. Мужик присел от неожиданности, шарахнулся в сторону, пробуя плечом на устойчивость каменную колону.

Колона, естественно, устояла.

На завтра у нас было воскресенье. А значит выходной. А значит ни хрена делать не надо. Контора на замке, замок на сигнализации, сигнализация у милиции, Витька Гаршин – мой друг, кореш, дольщик и собутыльник, зависает у Ладиной подруги – Таськи (так уж получилось). Короче, пива выпить не с кем. По сему мне пришлось довольствоваться, что после сытного Марининого обеда я возлежал на диване в буржуазном китайском халате, на котором по атласу золотом были вышиты лупоглазые драконы, одной рукой поглаживая ушибленный давеча живот, а другой сжимая пульт от видика, по которому сонно гонял очередной боевик с Джеки Чаном, изредка выключая ускоренную перемотку, чтобы рассмотреть особливо мордобойные места. Марина на кухне гремела посудой и слушала «Европу-Плюс». Пашка, бороздя пузом просторы плюшевого паласа, устраивал авто гонки «Дойче турен ваген» с ужасным количеством аварий. Изредка из кучки матчбоксовских машинок вываливалось одинокое колесико, дверца или капот. Большой спорт не обходится без жертв. Имитируя губами рев моторов, скрежет тормозов, Пашка гонял машинки взад-вперед, периодически сталкивая их друг с другом, нещадно вырывая с ковра клочья бельгийского ворса. Джеки Чан на экране входил в раж, направо и налево круша черепа, грудные клетки и берцовые кости. Денек обещал быть тоскливым. Лада на звонки не отвечает. Сумасбродина! Интересно, что она себе там вообразила? Или она просто стращает. Мне, в общем-то, наплевать. Но знаете ли, лишние неприятности и все такое… О, боги, боги! Яду мне! Яду! Тоска, то какая…