Без сна
В первую ночь здесь я не мог заснуть. Будто что-то держало меня за руку и дергало каждый раз, когда я начинал проваливаться в забытье. Я ворочался и ворочался на своей скрипучей раскладушке, стараясь не вдыхать носом запах, исходящий от влажной, «задохнувшейся» постели. Я очень хотел спать. Но, увы. Как только я начинал видеть сон, он сразу же обрывался видением моего собственного лица. Будто я опускал голову к поверхности озера и видел в ней свое отражение. Такого странного сна я никогда не видел раньше. Было в этом что-то пугающее. Мое собственное лицо замирало от меня лишь в нескольких сантиметрах. Близко-близко. Я мог разглядеть все морщинки, все трещинки, поры, неровности кожи. Гиперреализм. И глаза. Я даже видел, как чуть колышется, реагируя на нервные сигналы, радужка зрачка. Было жутко, и это заставляло меня сразу же просыпаться. Я открывал глаза и стискивал зубы. Переворачивался на другой бок, надеясь, что сумею все же как-то приспособиться и заснуть. Но все повторялось. Опять я приближался к заветной черте, за которой, по идее, меня поджидало спасительное безмолвие. Но вновь – странное видение и мое нервное пробуждение даже не в страхе, а, скорее, в недоумении. Заснуть я хотел очень сильно не только потому, что устал, как бездомный пес, после долгого поезда и пешего похода на двадцать три километра. Но и потому еще, что был опустошен бесконечным диалогом с самим собой, который в последнее время перешел в форму спора на повышенных тонах. Мои внутренние голоса вконец распоясались. Темы, поднимаемые ими, были болезненны и неприятны. Но я ничего не мог с ними сделать. Где-то прямо под сердцем у меня бурлило и раздражение, и сожаление, и досада, и отрицание, и жалость к самому себе. Все это перемешалось, словно в блендере, и било прямо в мозг, рождая все новые и новые бредовые мысли. Я был готов уже заорать сам на себя: «Заткнись, гад! Заткнись! Я спать хочу!» Но какой смысл? К тому же я не хотел в первый же день здесь прослыть человеком со странностями. Кричать среди ночи на самого себя, на мой взгляд, было слишком даже для монастыря. И потому я отчаянно концентрировался на своей усталости. Я, как жук-скарабей, катил грязный ком своего сознания в черное небытие, но, увы, там меня опять поджидало мое собственное лицо, молчаливое и укоризненное, одним своим взглядом возвращающее меня обратно.
Спавший на кровати в правом углу комнаты белорус Микола, уже встал, покряхтел, собираясь, и побрел в коровник, а я так и не мог уснуть. Где-то закричал петух. Ему ответил второй. И началось. Заржала лошадь, замычали коровы. Я положил подушку сверху на голову и, не обращая внимания на окутавший меня запах сырости, порадовался, что внешние звуки стали несколько тише. Но тут же в голове зашумели внутренние голоса. Было ясно, что еще чуть-чуть, и я сойду с ума.
Лежащий справа от меня дед Антон, пожилой бородатый мужчина, носящий очки с толстыми стеклами в круглой широкой оправе, тоже проснулся и начал собираться на утреннюю службу в церковь.
– Не спится? – спросил он меня, видя мою страшную борьбу на раскладушке.
– Не… Ничего не выходит, – пробурчал я из-под подушки.
– Это ангел-хранитель тебе спать не дает. Дергает тебя. Видимо, мысли твои не тем заняты…
– Это точно, – тихо ответил я.
– А здесь монастырь. Здесь мысли светлые должны быть. Вот он и дергает тебя. Не дает заснуть с ними.
Не знаю, понимал ли старик, насколько он был прав, или просто нес мне какую-то заученную стандартную проповедь. Но я почему-то нисколько не сомневался в правдивости его слов. Даже это лицо. Мое уставшее лицо. Преследующее меня всю мою первую ночь в монастыре… Как же оно могло походить на образ отчаявшегося спасти меня ангела-хранителя?
– Ну что? Может, пойдешь со мной на службу? Тебе надо бы, – сказал дед Антон, надевая шерстяные носки.
– Пойду. Все равно я спать не могу.
Я выполз из-под влажного одеяла и, стараясь не шуметь, чтобы не разбудить других пятерых обитателей комнаты, надел свои болоньевые сноубордические штаны, спортивную кофту с капюшоном, куртку, термоноски и вязаную шапочку. Допрыгал в носках до прихожей и, усевшись на ступеньки лестницы, ведущей вниз из комнаты, зашнуровал на ногах кроссовки.
– Вон как ты вырядился… – усмехнулся дед. – А рабочее у тебя что-то есть? Ну если нет, то отец Михаил тебе что-нибудь сообразит.
– Это и есть рабочее… – пробурчал я.
Хотя было уже понятно, что мои наспех закупленные в спортивном супермаркете «походные» шмотки выглядят здесь как наряды «от кутюр».
Читать дальше