Каролина Эрикссон - Не исчезай

Я заставила себя подняться на ноги и снова пошла. Но мужчина стоял у меня на пути. Его черты расплывались, я не могла толком разглядеть его лицо, но голос теперь звучал очень встревоженно. Что-то опустилось на мое плечо и сжало – это была его рука? Он думает, что может остановить меня, заставить остаться здесь? Страх пополз по мне, но придал новых сил, приведя меня в бешенство. Громкий крик взмыл над лесной дорогой, достиг верхушек деревьев. В горле жгло и саднило, и только поэтому я поняла, что тот, кто кричит, – это я. Внезапно она опять была передо мной, эта рука, которая протянулась вперед и хотела удержать. Я рвалась, пытаясь высвободиться, и одновременно подняла руку – ту, что держала топор.

Ветер стих, мир неподвижно замер, и единственное, что было слышно, – жалобное тявканье. Мужчина отступил. Нет, он не просто отступил, он пошел прочь, кажется, даже побежал. И только когда мужчина со своим псом скрылись из виду, я осознала, что, протягивая руку, он не удерживал меня, а оборонялся. Он не хотел, чтобы я осталась на месте; он просто хотел, чтобы я не подходила слишком близко.

Каким-то образом мне удалось добраться до дома. По дороге стало еще хуже. Судороги в животе отступили, но теперь боль оккупировала грудную клетку. Там то жгло, то саднило, то кололо. Грудь сдавило, как тисками, я едва могла вздохнуть. Я доковыляла до своей машины и прислонилась к ней. Двери оказались не заперты, и я рухнула на водительское сиденье. Было ощущение, будто вокруг головы полыхает пламя. Рябь перед глазами превратилась в колючие искорки. В таком состоянии я не смогу проехать и ста метров. Я свалюсь с обрыва или врежусь в скалу.

Необходимо было добраться до шоссе и сесть на один из автобусов, как это сделали Алекс со Смиллой. Я потерла живот. Да, они сделали именно так. Мне по-прежнему было трудно по-настоящему принять эту мысль. Я осторожно повернула голову и уперлась взглядом в домик. Мысленно перебрала сумки, одежду и туалетные принадлежности, оставшиеся внутри. Все мои вещи, которые придется унести с собой. Одна только мысль об этом далась мне с огромным усилием. Я была так измучена, что не могла представить даже, как удастся подняться и выйти из машины. Как я это выдержу? Снова начала кружиться голова, мир вокруг завертелся, потерял четкие очертания. Я точно не смогу.

Вещи останутся здесь. Я не видела другого решения. Но кот, ведь обязательно надо взять с собой Тирита и отвезти его… Маленький крест, сделанный из палок, безжалостно прорвался в мои мысли. Узкий розовый ошейник. Признание девочки в черной одежде снова оглушило меня. Осознание, что Тирит не ждет меня в доме, что он никогда не вернется, что кому-то придется рассказать об этом Смилле. Смилле, которая пахнет яблоками и ванилью, которая любит принцесс и кукол Барби. Смилле, которая боготворит своего отца.

Я опустила голову на руль, прижалась к нему лицом, и он издал слабый одинокий сигнал. Было что-то бесконечно печальное в этом монотонном звуке. Потому что для того, чтобы он что-то значил, нужен не только тот, кто издает звук, но и его адресат, а здесь ведь не было никого, кроме меня, и никто не мог услышать его. В одиночестве сигнал лишался своего значения, становился бессмысленным. Совсем как я, совсем как вся моя жизнь.

Мысленно я снова вернулась в тот последний вечер, вспомнила крепко сцепленные руки Алекса и Смиллы на пути к пристани. Зависть и мечты, которые возникли в тот момент, до сих пор меня не покинули. Будет ли у меня так же через несколько лет? Маленькая теплая ручка в моей руке, непоседливый болтливый человечек рядом. Или я себя обманываю? Позволяю застарелой тоске о близости ослепить меня? Я несу на себе свое наследство. Мой ребенок будет нести это наследство. Не омрачит ли оно нашу жизнь? Не разрушит ли ее? «Ах, мама, расскажи, довольна ли ты сейчас тем поступком. Сделала бы сейчас тот же выбор?»

Ровно в этот момент она позвонила. Я посмотрела на телефон, лежащий на пассажирском сиденье вместе с топором. Мама? Мама! В последний раз, когда мы разговаривали, я бросила трубку. Не отвечала на ее звонки два дня. Не говорила с ней по-настоящему больше двадцати лет. В висках стучало. Сколько надежд я возлагала на наши отношения с Алексом, но они не сбылись. Я подняла маленький белый аппарат и ответила, не думая:

– Я больше не хочу быть одна.

Я осталась в Морхеме, в доме Алекса. Легла в кровать, не снимая одежды и натянув одеяло до подбородка. Вдобавок я накрылась еще одним одеялом с другой половины кровати. С его половины. Того, кто больше никогда не будет лежать рядом со мной. «Если ты когда-нибудь осмелишься приблизиться ко мне, клянусь, я убью тебя». Меня била крупная дрожь, стучали зубы, но я все равно упрямо кивнула, убеждая саму себя. Да, я говорю всерьез. Это может случиться. Я способна на это. Все эти годы я старалась избегать этой мысли, она скрывалась в тени. Я старалась убедить себя, что не такая . Бессмысленные усилия. Теперь я знала.