Эл Ригби - Ночь за нашими спинами

Он поднимает бокал, остальные машинально повторяют его жест. Некоторые даже пытаются улыбаться, но выпить никто не успевает: опять раздается звон разбитого стекла.

На этот раз повреждено окно. В зал влетает нечто, обернутое листом бумаги. Некоторое время мы не двигаемся, потом Элмайра, выбравшись из-за стола, нерешительно подходит к предмету со словами:

– Вдруг бомба…

Она берет сверток в руки и удивленно смотрит на нас:

– Камень…

Но тут ее взгляд падает на обертку. Элм подносит ее к глазам, пристально всматриваясь в расплывчатые буквы. Она молча кусает губы, потом сквозь зубы ругается и начинает комкать ее изо всех сил…

– Стой!

Ван Глински стремительно подходит и вырывает листок из подрагивающих рук.

– «Разработка была спрятана представителями партии Единства… документы об этом до сих пор хранятся в подземных помещениях мэрии. Партией Свободы ведется работа по поиску Серебряной колбы, чтобы положить конец многолетней лжи…»

Он прерывает чтение и поднимает голову, глядя на Гамильтона.

– Ах ты, ублюдок…

– Ван! – одергивает его мэр. – В моем присутствии следи за…

Его не слышат. Не слушают. И вряд ли его хотя бы замечают.

– Газета «Правда»? Седьмой номер, тварь?

– Ван!

– «По словам Джея Гамильтона, молчание длилось слишком долго, и недавние волнения – лишь искра грядущего пожара…»

– Да что ты несешь?

Глава «свободных» тоже встает. Как только он оказывается в паре шагов, Глински швыряет ему газету.

– А Харперсона не ты пытался угробить, ковбой? И почему я поверил, что ты заслуживаешь хоть какого-то…

Договорить он не успевает. Глава «свободных» бросается на него и бьет его в лицо. «Единоличник», конечно же устояв, отвечает ударом в челюсть. Дэрил и Хан несутся вперед – помогают Элм, которая первой полезла разнимать этих двоих. Поздно. То, что происходит на полу, похоже на клубок дерущихся собак.

– Замерли все!

Окрик похож на рев гризли. Раздается грохот, сыплется побелка. Стреляет мэр – в воздух. Убрав пистолет, он несколько раз гулко хлопает в ладоши. В ту же секунду он говорит шепотом:

– Встаньте.

Не сразу, но они подчиняются. Я смотрю на порванную блузку и разбитую губу Элм. Она едва стоит на ногах – ухитрилась сломать каблук. Хан держит ее за плечи. Вокруг тихо. Очень тихо. Мэр прерывает музыку.

– Вы просто рехнулись.

Дрожащей рукой Бэрроу отвинчивает пробку от банки с таблетками и вытряхивает на ладонь ее содержимое. Глотает, запивая алкоголем и вряд ли думая о последствиях. Он шумно выдыхает через нос и продолжает:

– Я отстраняю вас от управления Городом до собрания Думского комитета. Обоих. Ясно?

Но ни один из двоих не обращает на Бэрроу никакого внимания. Вытирая подбородок, Глински, которого Дэрил пытается удержать за плечо, обводит нас взглядом. Затем он снова смотрит на Гамильтона.

– Именно поэтому гарнизон он получит через мой труп!

– Подотрись своим гарнизоном. – Тяжело дыша, Гамильтон поправляет воротник рубашки, заталкивает за него выбившуюся цепочку с крестиком. – Надоело. Почему каждый раз на мировую иду я?

– На мировую? – «Единоличник» резко сбрасывает с плеча руку Дэрила, но продолжает стоять на месте. – Когда пишешь, как я держу людей в заложниках?

– Я в глаза не видел этой газеты! И если бы я не знал, что ты вправе публиковать любую дрянь абсолютно открыто, я подумал бы, что она твоя! Там были оскорблены мои…

– Как ты хорошо меня знаешь…

Голос Глински не выражает никаких эмоций. Он идет к столу, берет чей-то бокал и залпом выпивает вино. Мы все напряженно следим за ним, а он опять делает два шага к Гамильтону и останавливается. Усмехается, продолжая говорить:

– Мне нравится ваша боль. Нравится ваш страх. Я чудовище, чудовищнее всей твоей боевой своры, ходящей сквозь стены и пьющей кровь. Черт… – Он тихо смеется. – Прекрасно! Спасибо, «наша надежда», наш «горьковский буревестник свободы»… Да?

Эти двое стоят в центре круга. Мне хочется заглянуть в лицо Гамильтона – но со своего места я вижу только его затылок. «Свободный» молчит, «единоличник» делает еще шаг и, схватив за его воротник, тянет поближе:

– Подумай хорошенько… кто тебя им сделал?

Он разжимает руку, разворачивается и, ни на кого не глядя, выходит прочь.

– Прекрасно посидели… надо повторить.

Шеф смотрит в темное окно. Виноградина, которую он все это время держал в руке, раздавлена, сок течет по пальцам. Вытершись салфеткой, Львовский окликает Вэнди и Дэрила.