Бернар Миньер - Не гаси свет

Разумеется, след на этом обрывался…

Месяц спустя Мартена признали временно негодным к службе и направили в центр, где впавших в депрессию полицейских заставляли заниматься спортом по два часа в день и выполнять мелкие бытовые поручения — например, сгребать опавшие листья в парке. Он беспрекословно подчинялся, когда ему давали эти задания, но вот от групповой терапии отказался наотрез. Уклонялся сыщик и от общения с другими пансионерами: почти все они были алкоголиками — то ли в силу природной склонности, то ли из-за «трудовой биографии». Люди годами купались в нечистотах, имея дело с отбросами общества, и неизбежно срывались. Даже самый бесчувственный и твердолобый человек ломается, когда его в глаза называют легавой сукой, мусором, сволотой, когда его детей задирают во время перемены на школьном дворе только за то, что их отец — полицейский, когда жена уходит, заявив, что «ей все обрыдло». Тех, кто стоит на страже безопасности граждан, эти самые граждане ненавидят и презирают, а подонки общества прохлаждаются в это время на террасах кафе или в постели с девками… Большинству постояльцев центра хоть раз да приходила в голову мысль о самоубийстве.

У депрессии много пагубных последствий. Одно из них — невозможность сконцентрироваться и заниматься своим делом. Патрон Серваса комиссар Стелен быстро понял, что майор совершенно выбит из колеи и неработоспособен. Да Мартен и сам это осознавал. Ему было плевать на убийц, насильников и грабителей всех мастей. Он утратил вкус не только к работе, но и к еде, к происходящим в мире событиям и к своим любимым латинским авторам.

Даже музыка Малера перестала его волновать…

Последний симптом пугал мужчину сильнее всего. Выбрался ли он из пропасти? Не факт, хотя в последнее время появились признаки улучшения: душа понемногу оттаивала, кровь быстрее бежала по жилам… Так случалось каждый год, когда весна вступает в свои права, гоня прочь зимнее уныние. Сервас поймал себя на желании вернуться к папке с делом, пылившейся на его рабочем столе, и даже сказал об этом Венсану Эсперандье, своему помощнику и единственному другу. «Выздоравливаем?!» — обрадовался молодой сыщик. Майор улыбнулся. Венсан был страстным поклонником инди-рока, [4] Инди-рок — обобщающий термин для широкого диапазона музыкантов и стилей, объединенных причастностью к контркультуре и независимых от крупных звукозаписывающих и продюсерских компаний. читал манга, [5] Манга — японские комиксы, иногда называемые комикку. Манга, в той форме, в которой она существует в настоящее время, начала развиваться после окончания Второй мировой войны. обожал видеоигры, дорогие шмотки и навороченные гаджеты, но майор уважал его мнение. Помощник рассказал, как идет расследование двух сложных дел, над которыми они начинали работать вместе. «Мы зашли в тупик…» — сообщил он, заметил в глазах шефа искорку охотничьего азарта и обрадовался, как пацан, выкинувший ловкий фортель.

— Это откуда? — спросил Эсперандье, сдвинув брови.

— Из Данте, — ответил Сервас.

— А-а-а… Кстати, Аслен ушел.

Комиссар Аслен. Начальник уголовного розыска.

— И кто его заменил? — поинтересовался Мартен.

Эсперандье в ответ лишь кисло поморщился.

Теперь майор на мгновение снова перенесся мыслями в освещенный весенним солнцем лес. Земля под ногами еще не отмерзла, мороз пробирал до костей, и он ужасно продрог. Майор усилием воли прогнал ледяное видение. «Я очень скоро выйду из этого леса, — пообещал он себе. — Не во сне — наяву…»

Я пишу эти слова. Последние слова в этой жизни. Пишу, зная, что все кончено: на сей раз возврата назад не будет. Ты разозлишься: «Как можно, сегодня ведь Рождество! » Ты и твои проклятые «приличия». Ты и твои чертовы манеры. Не понимаю, как я могла верить твоим лживым обещаниям. Слова, все больше слов и все меньше правды: таков сегодняшний мир.

Знаешь, а я сдержу слово. Это не пустой треп. Что, у тебя вдруг задрожала рука? Ты взмок?

А может, все ровно наоборот, и ты улыбаешься, читая мое письмо? Кто за всем этим стоит? Ты? Или твоя баба? Вы прислали мне записи опер? И все остальное? Впрочем, какая разница? Еще совсем недавно я бы душу прозакладывала, чтобы узнать, кто до такой степени меня ненавидит. Я не понимала, чем вызвала такую злобу, говорила себе: «Ты сама во всем виновата!» Но теперь я так не думаю.