Илья Пряхин - День города

Когда накатывал вдруг приступ тоски, Настя с болезненной остротой чувствовала, что, подобно воображаемой лошади, грустно провожает взглядом каждый уходящий день, что дорога никуда не свернет и водитель не нажмет на тормоз, что ее сегодня перейдет в ее завтра и послезавтра и так будет теперь всегда.

В «Пит-Стоп» Настя пришла на следующий день после выпускного вечера, сразу же заявив, что готова на любые «сверхурочные заработки». Решение это созрело давно, – последние пару лет, после того, как мать совсем перестала работать, и в семье, кроме мизерного пособия на Антона, не осталось ни одного регулярного источника дохода, навсегда запомнились беспросветной, унизительной нищетой. Сазонова, весьма откровенно, но с явным одобрением осмотрев молодую соискательницу с ног до головы, заглянула в паспорт и, не скрывая сожаления, отказала, поскольку не собиралась рисковать своим и без того двусмысленным положением. Прощаясь, она предложила девушке, если, конечно, та не передумает, прийти через семь месяцев, когда исполнится восемнадцать.

Эти семь месяцев Настя проработала на электродном заводе, что не сильно улучшило материальное положение семьи, поскольку завод, перманентно находясь в предбанкротном состоянии, выплачивал мизерные зарплаты от случая к случаю, а день совершеннолетия стал первым днем работы новенькой официантки в мотеле «Пит-Стоп».

Когда Настя явилась к Сазоновой, дополнительные обязанности, которые ей придется выполнять, чтобы хоть что-то заработать, не вызывали у нее особого энтузиазма, но и не выглядели слишком пугающими. С девственностью она рассталась в шестнадцать лет, легко, словно скинув надоевшую одежду, ставшую слишком тесной и, к тому уже, давно вышедшую из моды. Почти все подружки-одноклассницы, собираясь на переменах в тесные кружки, азартным полушепотом делились впечатлениями о своих похождениях и, хотя значительная часть этих волнующих рассказов формировалась лишь томными девичьими мечтаниями, Настя знала, что половина девчонок ее класса уже реально попробовали ЭТО.

«Я тебя провожу», – заявил малознакомый (так, пересекались пару раз в компаниях, было несколько общих приятелей) двадцатилетний парень по имени Гена, неделю назад вернувшийся из армии, и весь вечер не спускавший с нее голодного нетерпеливого взгляда. Нарочито равнодушно пожав плечами, Настя не стала озвучивать стандартные возражения «да мне тут недалеко, с девчонками по пути, мы все вместе нормально дойдем».

Она сидела за небогато накрытым столом на дне рождения еще одного шапочного знакомого, на который ее затащила подруга-одноклассница, приведя безотказный аргумент: «Давай сходим, хоть с парнями нормальными познакомишься, пора тебе уж, засиделась в целках». Кратчайший путь к ее дому вел через городской парк, мрачный и пустынный в это время. За кустами, обрамляющими асфальтовые дорожки, среди темных крон деревьев угадывались причудливые силуэты мертвых, застывших аттракционов. Генка, изрядно принявший на праздновании (Настя в то время лишь начинала распробовать спиртное, и бокала сладкого вина или бутылки пива ей хватало на целый вечер), изо всех сил пытался поддерживать незамысловатую беседу, но когда деревья окончательно скрыли отсветы уличных фонарей, видимо, устал от непривычного умственного напряжения и, ничего больше не говоря, потянул Настю на одну из неприметных тропинок, во множестве разбегающихся от главной аллеи.

Молча терпя боль, не такую, впрочем, сильную, как ей рассказывали, Настя смотрела на висящую в нескольких метрах над ней люльку аттракциона, на уходящие вверх, покрытые шелестящей листвой ветви и на еле проглядывающие сквозь них слабо мерцающие звезды. Недавно подстриженная трава неприятно колола спину, при каждом резком толчке металлические заколки, с помощью которых была сооружена замысловатая прическа, больно впивались в затылок, а некстати подвернувшийся сучок терзал онемевшую поясницу.

Хлопоты по стирке трусиков, штопанью колготок и пришиванию на лифчик оборванных нетерпеливым Генкой крючков проходили, хоть и с легким разочарованием от воспетого подружками процесса, но и с удовлетворением от того, что она, Настя, теперь этих самых подружек ничуть не хуже.

…Зарплаты вместе с чаевыми хватало на то, чтобы лишь прокормить троих и купить лекарства Антону, но заработок второго этажа давал возможность не только покупать иногда кое-какие вещи, но и что-то по мелочи откладывать. Чувство жгучего стыда, страх, что увидит кто-то из знакомых, мысли «И кто тебя теперь замуж возьмет? Весь город знает, чем тут официантки занимаются» – все, что испытывала Настя в первое время, поднимаясь с очередным клиентом наверх, быстро прошло. Взамен пришло озлобленно-циничное «Столько, сколько здесь, ты нигде в городе не заработаешь. На твоей шее пьяница и даун, так что, давай, девка, подмахивай веселей и нехера скулить, вспомни лучше, что у поваров тебя ждет вчерашняя заначка, грамм двести мартини».