Натали Варгас - Cave canem, или Осторожно, злая собака. Книга первая

– Авад Шаклович! – воскликнул князь. – К-ха, очень рад, весьма польщен пребыванием моего управляющего у нас Дома!

– Благодарю вас, ваша светлость, – с легким поклоном произнес де Конн.

– Садитесь же, старость моя неладная. Тимошка, где завтрак?!

Князь не без помощи лакея уселся на деревянный резной стул с высокой спинкой.

– Как здоровье вашей женушки? Не желаете ли кофею? – князь покашливал, закрывая рот платком, отчего слова его звучали невнятно.

– За кофе благодарю.

На тонкую скатерть лакей уже ставил посуду и серебро. Дюжина окороков и различных колбас, немного буженины, мед, сахар, масло, сыр и овощи из парников сада. Последним принесли кофе. Протянув руки через специальные ажурные отверстия в высоких спинках стульев, лакей ловко надел на господ накрахмаленные нагрудные сальветты, дабы те не испачкали жакеты. При этом де Конн оттянул шею, насколько мог, так как уголки сальветты никак не протискивались под его плотно прилегающий к тугой шее воротник. Ему казалось, что лакей пытался скорее задушить его, нежели сохранить одежду в чистоте. Но вот приготовления закончились, и завтрак в стиле Гаргантюа начался с кусочка хлеба и сала. Лакей чинно отрезал ломтики от каждого кушанья, раскладывая их на тарелки.

– Так как женушка ваша поживает? – вновь спросил Аркадий Дмитриевич.

Маркиз де Конн вздохнул.

– Моя жена, ваша светлость, и две дочери погибли двадцать лет назад от рук банды беглых каторжников. Ныне я вдовец.

– Ах! – засуетился Аркадий Дмитриевич. Снова знак лакею, и тот с минуту шепотом объяснял его светлости детали биографии маркиза.

Глаза старика могли тронуть печалью любое сердце смотрящего в них. Бесцветные, с ослабшими красными веками. Маркиз, чтобы показать, что не заметил оплошности князя, отпил из чашечки. Кофе был отвратительный, с запахом металла и привкусом дубовой стружки – истинное испытание для человека, упражняющегося во владении мышцами собственного лица.

– Мне приснился сон, – вдруг сказал князь, – что я молод и силен, но усадьба моя вся в развалинах, и всюду пробивается трава. Иногда кажется, будто вокруг мертвецы ходят и со мной беседуют как ни в чем не бывало. Будто живые они, к-ха, много их тут… Иногда собираются в орды, шумят, танцуют и жутко громко скрипят, пытаясь оторвать половицы в моей спальне…

– Простите, где они собираются в орды?

– Да вот здесь! – князь махнул рукой. – Иногда и меня бередят, выхватывают из рук книги и журналы.

Де Конн представил князя, бродящим по Дому в поисках вырванной нахальным призраком книги. Теперь причина обособленности Аркадия Дмитриевича прояснялась.

– Я вижу, многое изменилось с тех пор, как я был здесь в последний раз, – не придавая видимого значения фантазиям князя, промолвил маркиз. Но тот мрачнел, что-то припоминая. Синевато-бледное старика приняло графитный оттенок.

– Клейнод, – буркнул он.

Когда же лакей торжественно объявил о подаче к столу сладкого, князь встал и, пожелав гостю доброго утра, вышел. Все произошло так неожиданно, что некоторое время Тимошка и де Конн смотрели друг на друга в немом удивлении.

– С его светлостью подобное часто происходит? – ущемленно спросил маркиз.

– Редко я такое мог наблюдать… Позвольте мне вас оставить.

Де Конн только и произнес:

– Если того требуют обстоятельства.

Кабинет опустел. Де Конн почувствовал голод и досаду. Он вышел из кабинета в задумчивости, медленно натягивая перчатки.

«В какое странное существо превратился этот князь», – размышлял он по пути вниз.

На выходе из личных покоев хозяина Дома с высоты парадной лестницы открывался прекрасный вид на вестибюль, переполненный воспитанниками. Шум возни. Шепот и шелест одежд, словно ропот грибного дождя, разлетался под высоким куполом замка. А там, над висевшим в объятии винтовой лестницы хрустальным фонарем, возился Макарка. Бесцветный, безропотный старый холоп Камышихи.

Сам фонарь а-ля Прованс являлся воплощенной любовью княгини! Изготовленный из особого хрусталя, он возвышался локтя на два в высоту и имел фаянсовое основание с росписью, позолоченные дуги и три фитиля. Чудо, что и говорить. Фонарь был дорог ее светлости, и Макарка вместе Тимошкой натирали и чистили его ежедневно и еженощно.

Вдруг маркиз услышал разговор, в котором чувствовались напряжение, беспокойство и даже страх. Говорящих он не видел, но слышал отчетливо. Как странно устроены стены в этом замке!