Иван Солнцев - Индульгенции

Сейчас, поздней ночью, в самолете до Пулково, ощущая ускорение и с наслаждением слушая рев турбин, я понимаю…

Юля

…и когда он вышел на балкон, я не стала вскакивать, а просто открыла глаза и прошептала.

– Знаешь, мне впервые за последние месяцы не больно.

Но он не услышал. Точнее – он услышал что-то невнятное, обернулся ко мне, но не увидел даже, что мои глаза открыты. А я испугалась того, что сказала, и прикинулась спящей. Я не понимала, что это значит тогда. Просто мне казалось, что воспоминания о периоде нашего разрыва сожгут меня заживо и развеют прах по миру, что боли сильнее этой не будет. Черта с два я была права. Все то, что мне казалось сугубо духовным, материализовалось. И дней, когда не больно, больше нет. Такая вот ирония судьбы.

Подходя к машине с большим бумажным пакетом, я ощущаю головокружение такой силы, что мне нужно срочно остановиться, иначе я потеряю ориентацию в пространстве и могу упасть. Причем, уже не теряя сознания. Со временем ко всему привыкаешь. Но лишние ссадины ни к чему.

Мимо меня проходит молодая девушка в потрепанной фиолетовой куртке. Кажется, ей не большое двадцати трех, и с ней ребенок лет пяти-шести, и когда взгляд раскосых глаз девушки останавливается на мне больше, чем на секунду, я ощущаю дикую, животную тревогу, и меня заполняет страх. Страх от осознания того, что я никогда так не буду идти со своим ребенком по улице и не увижу такой же потерянной души и не пройду мимо, и это значит, что…

Соня

…новая история на старый лад, конечно. Ведь он почему-то не вернулся сразу после последних переговоров. Хотя обещал, что не будет задерживаться и привезет мне какой-то сюрприз. От Москвы час лету. Десять минут на багаж. Двадцать минут на дорогу до дома… Хорошо, тридцать. Я знаю, для него ничего не стоит за пару часов вернуться откуда угодно, если он захочет. Он был таким – готовым на все, волевым, сильным, нежным, – в то время, когда мы познакомились. А сейчас все это пропадает. И я гасну вместе с чувством близости к нему. Я хочу поговорить с ним, как только он вернется. Я обязательно сделаю это.

– Мама, ты плачешь?

Меня пробивает электрический заряд, и я машинально провожу по лицу ладонями. Настя стоит в дверном проеме, держась за косяк, и свободной рукой теребит край пижамы.

– Нет, что ты, Настюша. Просто лук резала, вот глазки и слезятся.

– До сих пор? – с недоверием спрашивает моя дочь.

– Так бывает. Иногда. Ты почему не спишь?

Моя малютка молча пожимает плечами и с надеждой смотрит на меня, и я выключаю дуру, для которой важнее всего дождаться блудного мужа и включаю настоящую мать и беру ее на руки, и мы идем в детскую, где я…

Юля

…а я уже успела отвыкнуть от ночных звонков с тех пор, как какой-то шутник разместил мой номер в каталоге проституток, но что-то заставило меня взять трубку. И не зря. Он сказал, что получил мои сообщения, и что он перезвонит, как только сможет нормально поговорить, если дело не срочное. Я сказала, что это ждет день-другой, и он добавил, что рад слышать мой голос, хотя его собственный был плачущим, совершенно безрадостным. Даже скорее – пьяным. Впрочем, я так давно его не слышала, что могу чего-то не помнить. Или не знать. Я листаю что-то в смартфоне, пытаясь снова уснуть, но думаю только о том, перезвонит он или нет. Обычно я сплю даже слишком крепко из-за общей слабости и обезболивающих, но сейчас спать совершенно не тянет, и я считаю это хорошим знаком, потому что мне советовали следить за тем, насколько сильно мне хочется спать, и обязательно приходить снова, если режим бодрствования резко станет угасать.

Перед глазами на миг все плывет, и я машинально пытаюсь поправить волосы, как это делала всегда – как это делают все девушки, – но под рукой ничего не оказывается, и я слегка дотрагиваюсь до абсолютно лысой головы и вскакиваю, бросая в сторону телефон, но тут же падаю обратно и пытаюсь взять себя в руки. Чертовы паники. Давно не виделись.

Мне хотелось бы знать, с чего все это началось. У меня было множество подозрений. Основное падало на медикаментозный аборт. Я слышала, что из-за него бывает рак груди или шейки матки – гормоны, все дела. Так почему бы из-за него же не быть и лимфомам?

Тогда я хотела рвать и метать, звонить Саше и проклинать его, на чем свет стоит. Я ведь просто ненавидела его, и его ребенка рожать не собиралась. Как так вышло, что я забеременела накануне его истории с эпохальным загулом, я уже просто не знаю. Срок для медикаментозного прерывания был на грани, и я мучилась три месяца с болями, расстройством цикла, гормональным сбоем, но потом все наладилось. Как мне казалось. Потом настал период сожалений о содеянном. А уже том, что мой дед умер от рака, я узнала, только основательно покопавшись в родословной. И тут все встало на свои места. По традиции, предупреждать детей о риске таких заболеваний, чтобы они чаще проверялись, мои родители сочли плохой приметой. Меньше знаешь – крепче спишь. На том свете. Был бы мой ребенок носителем ломаного гена? Как знать. Может, оно и к лучшему, что на свете так и не появился очередной носитель этого проклятья. В любом случае, свой выстрел я пустила «в молоко». Пусть другие рожают.