Иван Солнцев - Индульгенции

Твою мать! Ну, почему?

Конечно же, мой маневр попадает ровно под патрульную машину ДПС. Сзади мигают разноцветные огни, и голос по рации недвусмысленно предлагает остановиться, но я встаю не сразу а чуть подальше, где поменьше народа. Потому что знаю, как все закончится.

– Ну, что же вы так, уважаемый? – невнятно представившись, изображает дружелюбие патрульный.

– А в чем дело? – делаю вид, что не понимаю, о чем речь и складываю в единую стопку бумажки из конверта.

– На красный – как на зеленый. Часто так катаетесь?

– Нет, – я вздыхаю и вынимаю ключ из замка. – Обсудим это?

– А как же. Давайте документы. И к нам.

Я знаю, что в чужой машине они не возьмут. Много умных развелось с регистраторами – такую формулировку я слышал недавно. Подхожу к патрульной «четырке» и шумно заваливаюсь на заднее сиденье.

– Ну, так что – первый раз или второй? – уточняет второй полицейский и добавляет. – За год. А то второй раз – лишение.

– Первый. За жизнь, – с усмешкой отвечаю.

– А если проверим? Видеофиксация тоже считается.

– Сколько? – мое терпение начинает трещать по швам, потому что я знаю наперед, чем закончится разговор.

– Ну, – первый ДПСник – лейтенант, как я теперь вижу, – почесывает голову, – это три.

Я заглядываю в кошелек, но вижу там только снятую перед поездкой пачку пятитысячных купюр. Вкладываю одну из них в страховку и предлагаю первому полицейскому проверить, все ли в порядке с ОСАГО. Традиции продажности. Since 988.

– Ну, вроде в порядке. А ты трезвый? – с подозрением интересуется проверивший страховку лейтенант.

– А есть сомнения?

– Да нет. Вообще никаких, – пожимает он плечами.

– Деньги есть – катайся пьяным, – смеется его сидящий за рулем коллега.

– Я свободен?

– Словно птица в небесах. Не нарушай больше, – лейтенант отдает мне права и документы на машину.

Догонять мне уже некого, телефон Юли выключен, и я решаю прочитать отпечатанное на втором листке. И тут я, наконец, нахожу Леху, причем…

Юля

…потому что самое главное – он должен узнать, что я никогда ничего не имела на стороне, что даже те подозрения, которые он потом прикрыл порожденным разрывом вр е менным безразличием, были беспочвенными. Что Леша забрал меня после той сцены, когда мне пришлось взять почти все вещи в две сумки и уйти из квартиры, потому что там уже поселилась Соня. Родственников у меня в Питере не было вообще – были только дома, да и те через год умерли, – и я переехала к Леше. Он обещал по моей просьбе никогда не рассказывать Саше об этом, но был в курсе всего и видел его каждый день, и я уверена, что это давалось ему нелегко, если учесть его обычную прямолинейность.

Какие-то уроды опять сломали лифт, и мне приходится идти пешком. За два этажа до цели я понимаю, что уже не дойду до квартиры в один подход и едва не падаю на лестницу. Облокачиваюсь о стену и твердо упираюсь мокрой ладонью в холодный бетон ступеньки. Справа щелкает замок, и я вижу – впервые за неделю, – моего соседа, с которым мы частенько здороваемся по его инициативе, и имени которого я не знаю. Он подходит и садится рядом со мной.

– Ты как, Юленька?

А он мое знает. Очень красиво, Юленька!

– Нормально.

– Я тебе нашел отличного варенья – клубничного, сестра моя варила. Завтра принесу. Сегодня уже поздно как-то.

– Спасибо. Спасибо Вам.

– Тебе помочь дойти?

– Нет, я просто… – закрываю лицо руками, – Я дойду. Сейчас, только посижу.

– Что врачи говорят?

– Врачи? – я смотрю на него, пытаясь изобразить удивление.

– Да ты не нервничай только, да не плачь. Все наладится. – Бормочет он, поглаживая мою руку. – У меня-то ведь жена моя, Люба, три года назад от этого скончалась.

Я смотрю на него впритык, стараясь не разрыдаться вконец.

– Как вы это пережили? Я не знала…

– Да, многие не знают. Она же у меня не суперзвезда была, ей всем миром никто не скидывался, – облизывает дрожащие губы. – Хотя, пела она здорово. Она моя звезда была. А ты знаешь – я все это время живу, как в тумане. Думал – ну, месяц – и пройдет, ну год – и пройдет. А до сих пор так. Не знаю, как жить, да и все.

Так вот почему он такой странный и нелюдимый. И вот почему он каждый раз заговариает со мной, хотя в городе давно стало принято не обращать внимания на тех, кто живет в десяти метрах от тебя, на одной лестничной площадке. Я вспомнила, как увидела его впервые. Когда-то он меня уже успокаивал. Когда я впервые пришла с документами из больницы – прямо так доехала до дома, не вынимая их из рук, – он увидел меня плачущей навзрыд на лестнице и долго говорил, какая я красивая, и что все у меня будет хорошо. И я забыла его. А он все понял уже тогда.