Иван Солнцев - Индульгенции

Фрагменты, кадры, короткие видеоролики происходившего терзают меня, не давая спокойно закрыть глаза. Все, что проскальзывало в последние дни мутным пятном, встало прямо перед моим идеально сфокусированным внутренним зрением. Где же Леха? Когда же взлет? Как же мне тяжело сейчас…

– Все, что нам казалось вечным, оказалось таким скоротечным?

Глупая рифма у нее вышла. Но я наслаждаюсь звуком ее голоса, поэтому мне плевать.

– Ну, да. Примерно так.

– Забавно звучит.

– Но это правда. Правда, в которую мне и тебе пришлось поверить.

– Брось, мы оба поняли, что с этим можно жить.

Я молчу, но внутри меня бушует ураган. Мне нужно сказать ей кое-что важное, кое-что действительно ускользнувшее от нас обоих, но как это сделать? И почему ей это не должно быть безразлично?

Мне не было никогда больнее, чем…

Мне никогда не было больше…

Мне никогда…

Фраза формируется, пытается родиться у меня на языке, но не достигает своей вершины совершенства, и в какой-то момент я понимаю, глядя в ее глаза, что я уже сказал это, что она прочитала это по моему мечущемуся взгляду, по моему напряжению, по побелевшими пальцам, сжимающим ножку бокала с шардоне с риском ее сломать почти идеально пополам.

– Это не так.

– Да ну, – она улыбается.

Это улыбка, сошедшая с картины величайшего мастера всех эпох. Я смотрю на ее глаза, губы, волосы, и понимаю, что встретил ее заново, как абсолютно нового человека, как девушку мечты из своего сна. Я забыл кое о чем важном, и чтобы забыть об этом, выключил звук телефона. Пока что это помогает.

– Почему так? – спрашивает она; но в ее голосе нет грусти, и мне трудно ответить что-то конкретное.

– Потому что мы оба ошибались. Каждый по-своему.

– И что теперь?

Она знает, почему надо задать этот вопрос. Я ранил ее этим.

– Я помню. Не надо это поднимать. Я был другим.

– А я – нет. Я никогда не говорила того, во что не верила.

– Прости.

Мы еще что-то обсуждаем и выпиваем бутылку вина и вроде как что-то едим, но это все технические детали, и я вновь ощущаю, что что-то происходит, когда она произносит заветную фразу.

– Я остановилась в «Рэдиссон».

– А я в «Азимуте».

– Угу, – кивает, глядя в тарелку.

– Заедешь ко мне? – выдавливаю из себя с глупым, подростковым страхом.

– Зачем? – она обжигает меня взглядом и тоном.

– Посмотреть, как живу в командировках. Посидеть более… уютно. Мы нечасто встречаемся.

Разумеется, мы едем в «Азимут». Поднимаемся по пандусу вместо ступенек и о чем-то постоянно болтаем. Я прошу на ресепшне бутылку шампанского со льдом в номер.

Мы не занимаемся сексом в эту ночь. Мы занимаемся любовью. Поверьте мне, разница была ощутима. Мне кажется, мы кого-то разбудили, когда Юля испытала очередной звонкий оргазм, потому что после этого нам стучатся в дверь, хотя шампанское уже в номере. Но нам абсолютно плевать на весь мир вокруг. Я забываю о том, что в моей жизни был дежурный секс с женой, и склейка пленки моей жизни производится в правильном порядке, и можно нажать на « play » снова.

Окончательно насытившись друг другом, мы не хотим спать, а выпиваем шампанского и со смехом обсуждаем, кого в наших компаниях неплохо бы подсидеть или просто убрать из штатного расписания, как явление, и больше не переходим на тему нашего общего прошлого. Словно ничего и не было. Юля прижимается ко мне во сне – она всегда засыпала раньше меня, – и ощущение того, что сейчас ей нужен именно я, и именно меня она выбрала своей защитой и своим источником тепла, – это ощущение гораздо сильнее любого оргазма или героинового прихода – чего угодно.

Утром я встаю раньше нее, украдкой кидаю взгляд на ее прикрытое только до пояса тело, а потом стою на балконе и обдумываю все произошедшее. Выключенный звук на мобильнике. Завтрашнюю работу на выставке. Бардак в голове. Полнейший сумбур.

Немного позже мы выходим из номера, завтракаем и уезжаем на Выставочную на метро, потому что на такси мы точно опоздаем к открытию. Почти все это время мы оба молчим.

На следующий день ее не было на выставке. Когда я звонил, ее номер был недоступен. Возможно, она уже была в самолете.

Я помню белоснежно-белое белье в номере. То, каким оно было, когда я увидел постель, вернувшись вечером. Убранную постель, в которой уже не было ее запаха . Я долго стоял и смотрел на это белье, выпил немного пива и лег на пол. А потом собрал вещи и уехал на такси в Шереметьево.