Владимир Гурвич - Дарю тебе жизнь

– Много ты понимаешь! – Уже всерьез возмутилась мать. Когда нападки дочери на это ее любимое занятие заходили за определенную черту, Татьяна Ивановна тоже начинала сердиться. – Выучилась в своих институтах и думаешь теперь мать учить?

– Мама, но ведь это же смешно. Да и не учу я тебя. Просто мне жаль твоего времени. Тратишь на всякую ерунду. Сходила бы лучше погуляла. Погода хорошая стоит!

– Вот опять учишь меня. А я, между прочим, вот на этих картах когда-то мужа себе, твоего отца нагадала!

– Ну и где он теперь? – Не смогла скрыть иронии Ирина.

– Бросил нас, подлец! – Признала правоту дочери мать. Но уже буквально через секунду перешла в наступление. – Но так это было потом. А сначала у нас любовь была. И какая!

Ирина видела, что мысли Татьяны Ивановны перенеслись в прошлое. Из ее груди вырвался грустный вздох. Женщина так глубоко оказалась поглощенной вдруг нахлынувшими воспоминаниями, что даже забыла про карты. Вместо этого она подперла щеку рукой и стала мечтательно смотреть перед собой.

Ирина поняла, что не стоит мешать матери предаваться лучшим воспоминаниям из ее жизни, пусть она хотя бы немного побудет в своем счастливом прошлом. Ведь в настоящем у нее не так уж много хорошего. Почти все время она одна. Ирина целых пять лет проучилась в Москве, крайне редко наезжая домой. Если быть честной, сюда ее не тянуло. Ей было гораздо интересней с сокурсниками, чем с матерью. Очень уж они разные по натуре, по взглядам на жизнь. Иногда даже Ирине казалось, что их больше разделяет, чем соединяет. Эти мысли пугали ее, и она их гнала. Вот только совсем избавиться от них никак не получалось.

Ирина, стараясь не шуметь, прошла в свою комнату. У нее вдруг возникло желание еще раз мысленным взором пережить сегодняшний день. Что-то в нем содержалось такого, что заставляло возвращаться к прошедшим событиям снова и снова.

Балакирев откинулся на подушку и посмотрел на Лору. После занятий любовью у него почему-то всегда возникала жажда, но сейчас он решил, что немного потерпит. Вместо этого он принял удобное положение, так как хотелось после бурных минут погрузиться на некоторое время в полное спокойствие. Да, Лоре не откажешь в том, что она мастерица своего дела, пожалуй, у него еще не было такой искусной любовницы. Но почему-то он не ощущал, чтобы это обстоятельство сильно сближало его с ней. Едва он уходил из ее квартиры, то напрочь забывал о девушке до следующего раза.

Вот и сейчас ему захотелось поскорее уйти. Дело, ради которого он сюда пришел, сделал, нет никакого резона тут еще оставаться.

Но Балакирев понимал, что если скажет Лоре о своем желании ее покинуть, она обидится. А это пока не входило в его планы.

Он продолжал лежать в постели, Лора положила голову на его грудь и о чем-то ворковала. Он не очень вслушивался в ее слова, он давно понял, что все, что она говорит, не имеет для него большого значения. В принципе и до и во время и после занятия любовь они спокойно могли бы молчать. И ничего бы по существу между ними не изменилось. Но так уж заведено, если люди любовники, они непременно должны общаться. Хотя бы в самых минимальных пределах. Хотя кем и зачем заведено, не понятно.

Пить хотелось все сильней. И он не выдержал. Балакирев постарался как можно нежней снять ее голову со своей груди, затем встал с кровати.

– Ты куда? – Спросила Лора.

– На кухню, попить.

Он прошел на кухню, налил из чайника воды в стакан, выпил. Постоял недолго, затем вернулся в спальню. Но ложиться в постель не стал. Вместо этого демонстративно посмотрел на часы.

– Мне пора, – попытался придать он своему голосу нотки огорчения.

– Куда ты на ночь глядя, оставайся.

– Нет, я привык спать в своей берлоге, – не согласился с ее предложением Балакирев.

Лора привстала на кровати, одеяло соскользнуло с нее, обнажив соблазнительно колыхающуюся грудь.

– Я могу отправиться в твою берлогу с тобой. Хочешь? – Предложила она.

Это предложение почти испугало Балакирева. Только этого ему и не хватало.

– Для такой утонченной женщины, как ты, там не место.

Неожиданно Лора легко согласилась.

– Верно. Терпеть не могу берлог холостых мужчин. В них так неуютно. То ли дело милое семейное гнездышко. – Она вдруг встала с кровати и обнаженной подошла к нему. – Правда, милый?

– Понятия не имею.

– Вот когда мы поженимся, я твою берлогу превращу в настоящий дворец, – пообещала она.

От неожиданно поступившего предложения Балакирев даже прекратил одеваться и с опасением посмотрел на Лору.