Джеймс Уилсон - Игра с тенью

— Спасибо.

— Думаю, все может быть. Ведь все мы довольно-таки странные, правда? А Тернер — страннее всех. — Он зажег наши сигары и задумчиво стучал кончиком спички, пока она не погасла. — Но вполне можно допустить, что некоторые люди хотят нас в этом убедить.

Я едва не задохнулся.

— Не верите?

— Кто хочет убедить нас в этом?

— О, я могу назвать вам сотню имен. Многие из этих особ имеют титулы. Многие могущественны. — Тревис пожал плечами, словно эта данность не нуждалась в дальнейших пояснениях. — Разве этого недостаточно?

— Подождите!

Я поднял руку, призывая его помолчать, пока я приведу мысли в порядок. Нелегкая задача: внезапно все кричащие сомнения и. опасения, которые я с успехом подавил, прорвали возведенные мною преграды и заполонили смятенный ум.

Неужели мои похитители ввергли себя в пучину тревог и страхов только для того, чтобы сообщить мне правду? Ведь, судя по всему, даже оплата кэба могла оказаться для них непосильной.

Так не нанял ли их кто-то за плату?

А потом я вспомнил о Фэрранте. И о сопровождавшем его человеке, Харгривсе. «Истории про Тернера нынче в цене. И джентльмен щедро за них заплатит».

Я спросил:

— Почему?

— Что «почему»?

— Они хотят…

— О, из-за завещания, конечно.

— Вы имеете в виду завещание Тернера?

— Ну, мое завещание едва ли вызовет их интерес, — пробормотал Тревис. Он поглядел вокруг и устало улыбнулся. — А также, простите, я сомневаюсь, что и ваше наследство их заинтересует.

Я стиснул зубы.

— И что из того?

— А вы не понимаете? — удивился Тревис, будто биограф Тернера должен был понять это в первую очередь.

— Хорошо, это вполне естественно… — начал я, отчаянно пытаясь припомнить рассказ Мэриан о беседе с Истлейками. — Это вполне естественно, поскольку, как я понимаю, Тернер сам все усложнил. Своей скупостью и нежеланием заплатить за правильное оформление завещания.

— И откуда же у вас такие сведения? — жеманно улыбнулся Тревис — От сэра Чарльза Истлейка?

Я едва его не ударил.

— Частично, — ответил я. — Но в чем дело? Сэр Чарльз не заслуживает доверия?

Тревис передернул плечами.

— Сэр Чарльз безусловно заинтересован в продвижении подобной точки зрения.

Он поколебался, а затем, словно удостоверившись в том, что уже достаточно водил меня за нос, зажал сигару зубами и склонился ко мне с решительным видом.

— Вот, взгляните, — сказал он, взяв в руки сигарочницу. — Вот здесь — наследство Тернера. Дома, деньги и так далее. А вот тут — его картины. Кое-какие не закончены. Кое-какие не проданы. А еще — немало его же знаменитых полотен, усердно перекупавшихся Тернером на протяжении долгих лет, даже втридорога. — Открыв на этот раз спичечный коробок, Тревис высыпал на стол его содержимое. — Смотрите. Здесь сотни произведений. Тысячи, если считать и рисунки. И вот, — он постучал по коробку, — все работы, за исключением немногих, Тернер завещает на нужды благотворительности. Чтобы создать приюты для престарелых и неудачливых художников. А эти творения, — Тревис отгреб часть спичек в сторону, — Тернер оставляет нации. При условии, что в течение десяти лет после его смерти для них выстроят «Галерею Тернера». Вы следите за моей мыслью?

— Сложная задача для человека весьма скромных способностей. Но, кажется, я справляюсь.

Я нанес Тревису легкий удар. Он улыбнулся, кивнул — и даже, если зрение меня не обмануло, чуть покраснел.

— Однако семья — сборище кузенов и Бог знает кого, с кем Тернер не встречался годами, — опротестовывает завещание. Во-первых, заявляют они, Тернер был сумасшедшим. Когда это не проходит, они отправляются к лорду-канцлеру, заявляя, что завещание составлено плохо и смысл его спорен. Спустя три года последовал компромисс. Для нужд благотворительности предназначается движимое имущество. И семья получает вот это. — Тревис поднял сигарочницу. — А нация — вот это. — Он забарабанил пальцами по спичкам, разбрасывая их по столу. — Вот только нация отнюдь не беспокоится о том, чтобы выполнить волю покойного до конца.

— Почему же?

— Почему, спрашиваете вы? Деньги. Вообразите нестерпимые страдания одного из министров Ее Величества, который вынужден явиться в парламент с предложением потратить на искусство двадцать пять тысяч фунтов?! Но Истлейк намеревается отстаивать эту позицию.

— Не понимаю, каким образом.

— Опираясь на самую откровенную софистику. Он утверждает — и, вы не поверите, имел наглость заявить об этом предыдущему лорду-канцлеру! — что, поскольку завещание перетолковали, Национальная галерея может хранить коллекцию Тернера, ничего не предпринимая.