Китти Сьюэлл: След крови

Мадлен Карли Фрэнк, психотерапевт-гуманист, скромная художница, специалист по редким видам муравьев-листорезов Южной Флориды, стояла за запертыми дверями тюрьмы. Но не в качестве заключенной, а как посетитель тюрьмы с официальным на то разрешением. Одиноким узникам предоставлялась подобная поблажка — дружеские визиты таких же одиноких благодетелей с нечистой совестью.

«Я прячусь за благими делами», — подумала она с кривой усмешкой. Ее совесть никогда не была кристально чистой, а после восьми лет вдовства друзья окрестили ее Мадлен-отшельницей.

— Чему вы улыбаетесь? — поинтересовался Эдмунд Фьюри, объект ее благодеяний. — Вы витаете где-то в облаках, моя прелесть. Вам со мной не скучно, нет?

Ее руки покоились на краю заслонки, он потянулся, чтобы коснуться их.

— Скучно? Никогда, — ответила она, качая головой. — Все, что угодно, только не скучно.

Она отдернула руку. Судьба этого заключенного интересовала ее, но Мадлен не хотела, чтобы он прикасался к ней, особенно если учесть, что именно он сотворил этими самыми руками. К тому же прикасаться друг к другу не позволяли тюремные правила.

— Все что угодно?

Она засмеялась.

— С моей стороны было непростительной ошибкой надеяться, что я отделаюсь подобной отговоркой. Ладно, слушайте, я околдована, взволнована, изумлена, удивлена… Что еще? — Она театральным жестом почесала затылок.

— Вам так свербит творить благие дела?

Она поперхнулась смехом. Похоже, он читает ее мысли.

Губы Эдмунда растянулись в улыбке, которая на его лице выглядела неестественно. Кроме того, внимание неизменно приковывали его зубы. Они были весьма необычными: их было слишком много, и на нижней челюсти они наползали друг на друга, так что казалось, будто их два ряда — прямо как у акулы. Несомненно, в наше время и в его возрасте хороший стоматолог порекомендовал бы удалить некоторые и выровнять остальные с помощью пластины. Не один раз она боролась с искушением предложить Эдмунду консультацию дантиста, но, в конечном счете, если бы его это беспокоило, он мог бы и сам решить проблему с зубами.

— Можете не отвечать, дорогая. Лучше расскажите, как прошел ваш день, — продолжал он.

— Нет, Эдмунд. Мы всегда скатываемся на разговоры обо мне.

— Рассказывайте. Я люблю слушать о вашей работе. Какие загадки человеческого сознания вы решали сегодня?

— На ум не приходит ничего, что было бы вам интересно, — ответила она. — К тому же вы понимаете, что неэтично с моей стороны сплетничать о пациентах.

Она перенесла вес тела на другую ногу. Для ее спины было непростым испытанием простоять целый час, разговаривая с заключенным через окно в двери камеры. В самом начале, больше года назад, Мадлен попросила сначала капеллана, а потом и самого начальника тюрьмы позволить ей заходить в камеру к Эдмунду или хотя бы сидеть на стуле в проеме открытой двери. Мистер Томсон удивленно взглянул на нее: она явно не отдает себе отчета, насколько опасен и непредсказуем Эдмунд.

Эдмунд щелкнул пальцами у нее перед лицом.

— Ну! Вы же знаете, Мадлен, мне можно доверять. Я никогда вас не скомпрометирую. Запомните. Я, может, и убийца, но друга никогда не подведу. А мы с вами друзья, верно?

Минуту они молча смотрели друг на друга. Сейчас они знали друг друга довольно хорошо. Правильнее сказать, он знал ее как свои пять пальцев. Видел насквозь.

— Да, Эдмунд. Я ваш друг.

Она на самом деле так считала, несмотря на свое отношение к его преступлениям. Она подумает об этом на обратном пути. Длинная дорога всегда предоставляет возможность поразмыслить над такими понятиями, как искренность или, по крайней мере, компромисс в отношении ее дружбы с убийцей-психопатом.

Эдмунд прижался лицом к двери, пытаясь получше рассмотреть гостью. Она напомнила себе, что психопаты на самом деле не влюбляются, что бы им ни казалось. Он зациклился на ней, но она не слишком-то переживала из-за этого. И в его взгляде не было похоти. Однажды он признался, что сексуальная сторона жизни его больше не интересует, и она ему поверила. Все из-за матери, которая привила ему отвращение к собственному пенису, — как бы то ни было, тот, по-видимому, и так «работал не как часы». Эдмунд был преждевременно состарившимся пятидесятидвухлетним мужчиной; он никогда не был женат, не имел ни детей, ни братьев, ни сестер, ни каких-нибудь иных родственников.

— Слушайте, — сказал он, — расскажите о дьяволе… Еще одном вашем приятеле.