Дарья Дезомбре - Тени старой квартиры

– Я все достану. – Маша честно записала в столбик запрошенное и еще через час вновь появилась на пороге коммуналки.

– Я и не подозревала, что он такой профи, – кривовато усмехнулась Ксения, открыв ей дверь. Виолончелистка, похоже, недолюбливала своего новоиспеченного родственника.

«Отчим вообще, – сказала себе Маша, вспомнив своего, – неблагодарная роль». Но какие бы претензии ни предъявляла Ксюша к новому супругу матери, действовал он и правда весьма умело. В листе картона проделал окошко размером с один кадр, заклеил его сверху куском матового скотча. Сбоку – прорези, чтобы вставить пленку. Согнул с двух сторон края картонки, чтобы получилось нечто вроде кукольного журнального столика. Затем поставил картонную конструкцию мостиком на две коробки от стройматериалов, а внизу между коробками поместил зажженную лампу. Ксения и Маша молча смотрели на его манипуляции. А Юрий Антонович установил фотоаппарат на штатив и направил объектив вниз – прямо на проделанное в картоне светящееся окошечко.

– Все, – повернулся он к ним. – Готово. Теперь выберем режим съемки «макро» и станем прокручивать вашу пленку кадр за кадром, снимая на фотоаппарат. Делов на десять минут максимум, девочки.

«Девочки» переглянулись и кивнули. Отчим оказался прав: если не через десять, то через двадцать минут все фотографии оказались загруженными в Машин лэптоп. Но в виде негативов.

– Фотошоп имеется? – крякнул Юрий Антонович, ставя ноутбук себе на колени.

Маша быстро нашла программу и наблюдала из-за его плеча, как Ксюшин отчим сначала отрезал от кадра все лишнее, а потом перевел негативы в черно-белые позитивы.

Один за другим рождались на экране картинки «коммунальной» жизни: играющие в футбол мальчишки, дворник в белом фартуке метет двор, пенсионеры в шляпах, между ними – шахматная доска, выставленное на подоконник первого этажа радио, мужчины собрались под окном – слушают трансляцию футбола…

– Что это? – Маша остановила руку Юрия Антоновича.

– Где? – не понял он.

– Вон там, смотрите, слева от скамейки.

– Да окошко какое-то подвальное, – недовольный, что его прервали, Юрий Антонович откинулся на спинку стула.

– А давайте мы его увеличим, – попросила Маша.

– Ну, давайте, – послушно покликал на плюсик с лупой Ксюшин отчим.

– Ты видишь это? – повернулась Маша к замершей Ксении.

– Вижу, – в наступившей тишине Ксения дернула горлом, сглотнув слюну.

– А кто это? – нахмурился Юрий Антонович и еще раз нажал на увеличение.

Теперь весь экран был заполнен черным провалом подвального окна. А в левом нижнем углу его зияла чья-то голова с пустыми глазницами. Пустыми, но невозможным образом уставившимися прямо в объектив юного фотографа.

Скучно стало в квартире. Ну, вот правда! Раньше все собирались на кухне, давали детям попробовать вкусности, а Тома залезала на подоконник и вышивала – это если вдруг к тете Лали заходила клиентка на примерку и ей деться было некуда. Тетя Вера, учительница, помогала разучивать стихотворения – с ней все было проще, потому что она разбивала его на рифмы: чудесный – прелестный, взоры – Авроры. Иногда, распеваясь, входил дядя Заза: «Куда, куда, куда вы удалились, весны моей кислЫе щи!» И все смеялись. А теперь Пироговы не зазывают к себе даже посмотреть телемост с Таллином, постановку «Когда горит сердце».

– Навязываться не будем, – спокойно говорит брат. – Не зовут – и не зовут. Имеют право.

– А мы скоро купим телеприемник? – канючу я. – Я в «Огоньке» видел фото с американской выставки в Сокольниках – там штук двадцать моделей! А у нас новый «Темп-2» вышел. Деревянный, полированный. И ловит пять каналов!

– Скоро, – бросает брат, проводив взглядом только одного человека в нашей коммуналке, который не изменился, – тетю Зину. Тетя Зина выходит в китайском халате с драконами из комнаты и не спеша направляется в ванную. Золотые хвосты драконов извиваются от спины к ногам, и Лешка, кажется, совершенно заворожен этим волнообразным движением.

– Привет, Леш. Привет, Коля, – говорит она, и я понимаю, что нет – и она изменилась. Раньше тетя Зина нам только кивала. И то – не каждый день. Приятно.

А вот все остальные изменения – ну, просто из рук вон. Сам слышал: тетя Галя обвинила тетю Лали в воровстве, мол, тетя Лали из каких-то там обрезков с тети-Галиной юбки сшила мне крест на костюме мушкетера. А что ей с этих обрезков? Тетя Лали в ответ сказала, что, если бы тетя Галя не торговалась с нашей чухонской молочницей, она бы до сих пор нам носила деревенские молоко с творогом. И так раскричались, я думал, в домовой комитет жаловаться пойдут. Но нет – дядя Пирогов тихо с тетей Галей переговорил в комнате, после чего она почти перестала появляться на кухне. Теперь там толчется этот мерзкий Мишка – в комнате ему не очень-то и рады, но он, гад, глаз не спускает с Тамары. А она его боится, я ж вижу! И тоже запирается у себя.