Дарья Дезомбре - Тени старой квартиры

– Да. Узнала, – задумался Эдик. – Мы договорились созвониться и встретиться, поговорить. Но не поговорили…

– Потому что ты ее убил!

Эдик посмотрел ей в глаза:

– Нет. Потому что она упала с лестницы.

– Как удачно получилось, – недоверчиво улыбнулась Ксюша.

– Можете мне не верить, – пожал плечами Эдик. – Но не та это тайна, за которую стоит убивать, вот правда. Если бы я еще нашел альбом с марками… А так… Ради папиных сказок на ночь?

– Я вам не верю, – Ксения протянула ему ладонь – но не для рукопожатия, – и надеюсь никогда вас больше не увидеть.

И он правильно ее понял – жалко ухмыльнулся, полез в карман пиджака и отцепил с объемной связки ключ от ее квартиры. Положил ей в руку. Хотел взглянуть ей в глаза и рассказать кое о чем. Кое о чем еще, раз уж она так интересуется обитателями этой квартиры. Но передумал.

– Ну, прощай, – перешел он вдруг снова на «ты». – Не поминай лихом.

И, на ходу сняв с вешалки пальто, вышел за дверь. Щелкнул замок. Ксения без сил опустилась на подоконник – туда, где только что сидел Эдуард, прости господи, Пирогов.

– Ты веришь ему? – в комнату вошла Маша.

Ксения смотрела на грязный дубовый пол, на котором остался черный мокрый снег с ботинок ее бывшего дизайнера. Пожала плечами. Скоро вернутся с работы мама с отчимом. Видеть их не хотелось категорически. Маша прошла и села на подоконник рядом. Ксения мельком глянула на ее профиль: плотно сомкнутые губы, волевой, совсем не такой, как у нее, подбородок. Светлые прозрачные глаза сощурены.

– Знаешь, мы не думали об этом, но ведь крысиный яд мог подсунуть в еду старушке кто угодно… – она повернула к Ксюше сосредоточенное лицо. – Даже ребенок.

– Маленький ишшо! – говорят Лерке пацаны, когда он пытается пристроиться сыграть с ними в «расшиши» или «пристенок».

– У меня пай есть! – ершится Лерка, демонстрируя всем собравшимся за дровяными сараями пятнадцатикопеечную монету. Суть в том, чтобы все скинулись паями и выстроили из монет башню – либо орлами, либо решками сверху. Дальше – удар битой, да так, чтобы монеты разом перевернулись с орла на решку или наоборот. Все, что перевернуто, отправляется в твой карман. В этом смысле Лерка – идеальный товарищ. Монетка у него всегда имеется, а по бите бьет плохо – ничего самому не достается.

Но пацаны презрительно плюют сквозь щель в зубах:

– Пшел отсюдова, жиртрест! Катись колбаской по Малой Спасской! Шмакодявка!

Лерке обидно: Кольку-то они играть берут, гады. Это из-за того, что у Кольки – старший брат, думает он, а у него только эта белобрысая мелочь – его сестра. Но с недавних пор все изменилось. Потому что папка купил ему марочный альбом, пинцет (о нем отдельно!) и несколько серий: про животных, с ледоколами и к столетию русской почтовой марки. А потом пошло-поехало, не оторвать уже Лерку от киосков «Союзпечати»: клянчит у папки серии с самолетами, с парашютами, со служебными собаками… Выяснилось, что многие из тех ребят, что отказывались с ним играть, тоже собирают марки. А тут ведь что самое интересное? Обменивать и спорить до хрипоты:

– С дуба рухнул? За один «Мозамбик» – две «Аргентины»?! В Аргентине в марте чемпионат Южной Америки по футболу проходил!

– Ну и что! Зато там слон, а на твоей Аргентине – самолет! Что я, самолетов не видел?!

– Тоже мне, слон! Хочешь на слона позырить – иди в зоопарк!

– Ладно, давай я тебе «Аргентину», а ты мне – «Швейцарию»?

И тут Лерка достает свой пинцет, с умным видом подцепляет «Швейцарию» и щурится:

– Ха! Барахло твоя «Швейцария»! Нет, давай ты мне «Португалию» и синюю пальму, а я тебе…

В общем, «ты мне ту, а я тебе эту» – так весь вечер и проходит. Довольный Лерка возвращается домой и сразу к себе в штаб – под стол. Под столом темновато – скатерть с бахромой свисает почти до самого пола. Но у Лерки есть фонарик, и теперь, укрывшись под столом, он ложится животом на прохладный паркет и листает альбом с новыми приобретениями. Довольно хмыкает – удачный случился день. И тут слышит: открывается дверь, и в поле его зрения появляются ноги, отцовские и материнские. Лерка тихонько выключает фонарик: мамка сейчас уроки погонит делать, а если не сразу найдет и сестра не наябедничает, то…

– Что ж ты, гад такой, перед всей квартирой меня позоришь! – слышит он голос матери и замирает, так странно-сдавленно он звучит. – Думаешь, никто о ваших шурах-мурах не догадывается?!