Валера Жен - Катарсис

– Договоримся так… Ты, Федя, собери в пакетики травку с загадочными пятнами. А вы, – он смерил строгим взглядом кинолога и директора базы, – наблюдайте за территорией. Смотрите, где что не так. Очень любознательных людей держите подальше.

Повернул в замке ключ, приоткрыл дверь ровно на столько, чтобы только самому проникнуть внутрь, но не дать сторонним наблюдателям что-либо там разглядеть. Сумрак. Окна плотно зашторены. Спертый запах крови и смерти. Тронул выключатель. Свет ослепил кровавыми брызгами. Задержал дыхание, тяжело выдохнул. К ногам тянется алый ручеек. Всего лишь видимость оживших событий. Жутковато, но работа есть работа. Застывший кадр немого кино. Что произошло? Ответы потом, главное – ничего не упустить. Итак, я вхожу… передо мной справа кухонный уголок. Стол, посуда, четыре стула, недоеденный ужин, пустые бутылки из-под шампанского и водки . Дальше алые брызги сгущаются и материализуются в два подобия человеческих существ.

Разметавшееся тело молодой женщины в другой ситуации могло бы вызвать подобие восторга у большинства нормальных мужчин, но теперь своей незащищенной открытостью производит удручающее впечатление. Степан Михайлович – не исключение, он с грустью созерцает ту, которая могла послужить улучшению генофонда страны или, наконец, стать матерью здорового и красивого ребенка. Ее женственность и необычайная выразительность форм станут достоянием паразитирующих микроорганизмов. Ничего не останется, кроме обезличенного праха, но раньше началось разрушение духовной и культурной целостности. Платье порвано, одним лоскутом от подола бесстыдно откинулось выше пояса, открывая сгусток бурой массы. Многочисленные порезы на груди и шее, не столь страшные, смягчают впечатление от основной раны. Голова, неестественно откинутая, сохраняет уложенные накануне темно-русые волосы. Взгляд никуда.

Алексин стоит в задумчивости, пытаясь воссоздать разыгравшуюся трагедию. Перед мысленным взором маячит разъяренное мужское лицо, руки сжаты в кулаки. Какое лицо? У мужчины, лежащего поблизости, нет лица. Есть кровавая запекшаяся маска. Рядом – кухонный нож. Орудие убийства? Из ревности. Попахивает откровенной эротикой, совсем ни к чему мужской труп. Самоубийство? Его поза и порядок в одежде далеки от простейшего вывода. Что еще? Ранения… так себя не изувечишь.

– Федор! – неестественно громко вырвалось из пересохшего горла.

Фотограф втиснулся в щель дверного проема, замер у порога.

– Очень не топчись. Все, как следует, зафиксируй.

– Что остальные?

– С директором сам разберусь, Алексей пусть выгуливает собаку. Дверь запри и никого не впускай. И смотри, никаких художеств! А то слайдов ему захотелось. Совсем разболтались… врач придет – пусть приблизительно определит время смерти. Впрочем, и определять нечего, и так ясно.

Злость проявилась внезапно. Он мог бы ее объяснить, но раздраженно хлопнул дверью, и шаги его скатились с крыльца.

– Мог бы и повежливей, – недовольно пробормотал Федя и стал настраивать фотоаппарат.

Вечер.

Третий труп находился неподалеку – сразу через дорогу, в леске. Накрыт старой простыней. Рядом, у гнилого пня, развалился работник с местной кухни, с мрачным видом всматривался в пожелтевшие страницы толстой книги. При других обстоятельствах можно принять за обычного человека, ожидающего пробуждения закадычного друга. При появлении Скреметы скосил глаза на его спутника, невозмутимо пересел на пень и продолжил безобидное занятие.

Алексин приподнял простыню, минуту всматривался. Повернулся к Скремете.

– Пусть его доктор тоже посмотрит, потом все трупы отправим на тщательную экспертизу. Да… найдите соседей этих… отдыхающих, все равно что-нибудь заметили.

Причина происшедшей трагедии продолжает наполняться содержанием и становиться все более убедительной. Без сомнения, все три убийства каким-то образом связаны между собой, а на первый взгляд картина представляется и вовсе классическим любовным треугольником. Но так хочется считать для упрощения задачи, а на самом деле надо собирать доказательства и разбираться.

– Что вы знаете про… людей? – Он покосился на простыню.

Орест Викторович молчал, как бы гадая, какие люди имеются в виду.

– А что о них знать? Барышня и этот… из посетителей. Тот, другой – сторож базы. В целом неплохой парень. Так думают о нем.

– Вы считаете также о…

– Думаю-думаю, – скороговоркой перебил директор. – Считаю, в тихом болоте черти водятся… любил животных… а что еще? Все на глазах. Ничего себе такого не позволял. В пьяном виде не попадался, чужого не брал. Охотник.