Артем Чурюкин - Архив

– Ну да, особенная… Красивая самая, самая добрая, а хозяйка какая росла… С работы приду, а ужин на плите, и пахнет так приятно, и все убрано, разложено по полочкам, аж блестит… Выросла бы… Лучшая самая, вы б знали, как ее мужу повезло бы… И глаза у нее…

– Что с глазами? – Изготовив ручку записывать особые приметы, чтобы отыскать ее потом на камерах наблюдения (как будто просто отечного, мертвого лица не хватит. Протокол, мать его.)

– Один синий был, а второй – ядовитый, зеленый… Хищный, что ли… Пробирал до дрожи взгляд ее…

Опять ударило волной дежа вю, незнакомое слово всплыло из подсознания: «Гетерохромия». Откуда он знал этот термин?

– Ясно… Другие особые приметы? Шрамы, пирсинг, татуировки, родимые пятна?

– Да какое там, ей бы в телевизор, сниматься бы где-нибудь на «культуре», вот она актрисой-то стала бы… И улыбка такая была, я вам покажу фотографии, вы не поверите прям… Была… Она… – Не нужны такие на телевизоре. На телевизоре нужны уродливые и лысеющие старики, чтобы орать и плеваться могли, бодро оперировать псевдоэпитетами вроде «стереть в порошок» и «радиоактивный пепел», а молодые и красивые – не нужны.

– Вы вдвоем жили?

– Да, вдвоем, отец же… не найти его, отца. Я сама ее растила, без всякой помощи и алиментов… – Точно хотела бы ляпнуть должностному лицу «дождешься же ее, помощи, от нашего государства», но вовремя спохватилась. Впрочем, лучше бы ляпнула. Пусть лучше бы она ненавидела Антона, чем таким потерянным, пустым, но с нотками надежды голосом разговаривала с ним. Ударила б, истерику закатила… Да что угодно, лишь бы не вот это вот, ну нельзя же так…

– Вы знакомы с ее кругом общения?

– Да какой там круг. Парень только этот, сын министра какого-то, я не вникала, вооон в том доме живет, на последнем этаже, в «пентхаусе», – женщина опять махнула рукой в ту же сторону, будто где-то там была вся жизнь: университеты, люди. А тут – так: трупы, бомжи, гадящие на тротуары голуби и кошки подвальными прайдами. – Да и все, кого я видела. Он к нам на чай частенько заходил. Я домой после смены прихожу, а они сидят на кухне, чаи гоняют с вареньем…

Ну да, маменька, чаи гоняют. Потрахались небось в уже «не» детской перед толпой медвежат и других плюшевых зверюшек, закинули презерватив под кровать, а потом сушняк начался, чайку попить приспичило… Хорошо, если без шоколадок, вареньем обходились. Но «парень, сын министра, вооон в том доме живет» – это уже что-то, с этим можно работать. Хер ему, правда, дадут с сыном министра поработать, но ничего, ниточки или кому за яйца подергать он найдет – иначе бомжей гонял бы, а не в Управлении служил.

Наконец менты подвели того самого паренька, что наблюдал за всеми присутствующими немного издалека, спрятавшись за деревом, а теперь морщился, пока товарищ старший сержант, гордый собой, заламывал ему скованные наручниками руки.

– А этот?

Женщина оглянулась.

– Я его в первый раз вижу. Ты… Ты знал мою дочь?..

Парень посмотрел ей в глаза, и это было ошибкой. Большой ошибкой. В переносицу надо смотреть, в переносицу. Мог бы тогда отмазаться, сочинить историю про «да я мимо проходил и тут такооое, друзьям бы похвастался в курилке, тут же даже этот, из Управления», но нет.

Пацан знал девушку. Дрочащий ли на нее ночами однокурсник-ботаник, бывший одноклассник, оставшийся навсегда во френдзоне и преследующий ее, пикапер какой-нибудь недоношенный, что еще одни рога сынку министра поставил, помимо тех, что от рождения по наследству – это мы потом разберемся, в Управлении. А в Управление, судя по горечи в его напряженных скулах, он сегодня поедет. И уедет оттуда – не сегодня.

– Да. – Дрожащий, ломающийся голосок самому себе подписал приговор. Теперь будет на кого свалить убийство. Хотел, не хотел – насрать. Знал же, довел же? Да если и не довел, поди докажи: наблюдал же потом! Маньяк какой-нибудь, вот мы его на зону-то и отправим, кастрировав предварительно. Уж чего-чего, а лепить дела в Управлении умеют и постоянно практикуют. Да и не только в нем – на этом держится весь этот прогнивший режим.

– Откуда? Да разогните вы его! Этих вон, – Антон кивнул на маргиналов в беседке, – лучше в чувства приведите, а потом сюда.

Товарищ старший сержант хотел было огрызнуться, но приоритеты по должностям расставил быстро – хоть что-то еще соображает. Зло сверкнул поросячьими глазками, отпустил заломанное предплечье паренька, на каблуках развернулся, хотел было поправить фуражку, но рука наткнулась на засаленную пролысину. За пять минут умудрился проебать деталь униформы и забыть об этом – рекорд, не иначе.