Артем Чурюкин - Архив

Шаги громыхали ударами крови в висках и отзывались тряской в вестибулярном аппарате, будто он шел к ней не в кроссовках с огромной резиновой подошвой, а босиком. К ней на эшафот. Ведь покончившие с жизнью – они не только себя казнят, но и всех близких и причастных ставят в широкую линию перед рвом глубиной в метр и длиной в два, и расстреливают.

– Извините…

Он хотел глянуть ей в мутные от слез и соли глаза, но не мог себя заставить. На кратких курсах переподготовки говорили: «если не хочешь смотреть в глаза, то смотри в переносицу, собеседник не заметит разницы».

– Извините…

«Ну как тут не смотреть в глаза?..»

Она не отвечала, и он сокрушался, что, в отличие от плебеев, не мог ткнуть ее носом в удостоверение и потребовать чего-то. Он вообще не мог ничего требовать от нее, она сама уже почти мертва, как ее дочь.

Женщина обратила на него внимание, но не перестала плакать и прижимать ладонь ко рту. На внешней стороне неровно пульсировали зеленоватые вены.

– Извините, но я должен вас опросить.

– Да, конечно… – Хриплый, сиплый, дрожащий, полумертвый… Ее голос был любым и каждым одновременно, но главное – он был мертвым. Так же ему шепчут сгинувшие по ночам. Так же.

Она протянула ему помятый паспорт, Антон привычно начал заполнять рапорт.

– Вы опознаете… тело?..

– Да… Да… Это… Моя дочь… Лизочка, доченька моя, доченька…

Она снова захлебывалась слезами.

– Соболезную. – Сесть бы за столом на кухне, обхватить кружку горячего чая, не притронуться к печенькам в вазе да высказать все как есть: что чувствуешь, как сопереживаешь. Но нельзя, не положено. Есть протокол, есть бумаги, есть правила и законы – гласные и негласные, только какая к черту разница, когда вот такое вот происходит? И виноватых не сыщешь. Они, конечно же, есть, только сделаешь-то что? Как докажешь? Никак. Только в переулке, вот в той самой арке, что скрывает хмурое небо и выпячивает бессменную коричневую лужу, подкараулить да свершить правосудие. Или предначертанное. Это зависит от того, веришь ты или нет. А ты в какой-то момент – начнешь.

– Кем вам приходится… жертва? – Не «потерпевшая». У нас же как, «когда убьют – тогда звоните», вот и позвонили, вот и сообщили, будто о погоде: похоже, дождь из подростков, лучше взять зонтик, прежде чем отправиться за станок на коптящий небо завод или высиживать геморрой в офисе.

– Это моя дочь. – Она повторила глухому к чужому горю Антону.

– В каких вы были отношениях?

Она впервые отвернулась от трупа и зарыдала пуще прежнего. Ему стало неловко. Скорее бы вернулся этот жирдяй-полицейский, желательно с кем-нибудь, чтобы отвлечься и провести привычный беглый допрос. Или врач подскочил бы да начал светить своим фонариком в зрачки, прижимать венку на шее или запястье и пихать пилюлю в глотку настоящей жертве здесь. Но даже им всем насрать: медики травили чернушные анекдоты и байки, а полицаи, растеряв фуражки, гонялись где-то за парнем.

Антон не мог требовать от нее скорых ответов. Он покорно ждал, пока слова сами вырвутся из гортани.

– Мы… Мы жили вместе, моя доченька. Она же совсем еще маленькая, первокурсница… Я так рада была, когда поступила, сама, умничка моя… Вот тут университет, недалеко, за шоссе. – Женщина махнула куда-то в сторону, – Я не понимаю, все же нормально было… Она отдохнуть съездила, я ей на поступление путевку в Крым подарила и ноутбук для учебы… С подругой со школы ездили, в августе… Счастливая такая была, загоревшая… Я же все для нее… Всю жизнь свою на заводе… Мы же там с ее отцом и познакомились, только его потом то ли перевели, то ли сгинул он где, в общем, не найдешь уже… Нулевые, сами понимаете… А красивый был, и обаятельный такой… Вот мы и… И дочурка у меня родилась, вот такая вот, особенная, но красавица-то какая!.. От женихов отбоя не было бы…

– Особенная?.. – Антон слушал терпеливо, не перебивал женщину, пока не услышал кое-что, что может пролить свет на смерть девушки. Аутистов называют солнечными, хотя расстрелять бы их всех разом, а родителей их и сочувствующих – стерилизовать, ибо нехуй тут. Родине нужны здоровые граждане, а не обреченные на полуживотное существование и обслуживающий персонал – так каждый ублюдок вещал с телеэкрана, и даже Антон впитал в себя ненависть к «не таким». Обеспечивать и содержать их еще. Но речь не об этом, речь о какой-то параллельной стадии «солнечных» – «особенных». Хотя каждый солнечный для своих родителей – особенный.