Ким Лиггетт - Год благодати

И в самый последний миг перед тем, как она повисает над пустотой, до меня вдруг доходит…

Ярко-алый, пять крохотных лепестков – это тот самый цветок, цветок из моих снов.

Я начинаю протискиваться вперед. Мне нужно остановить казнь, нужно спросить у нее, где она нашла этот цветок и что он значит. Однако матушка хватает меня за руку и сжимает мою ладонь – крепко, грубо.

– Стой смирно, дочка. Не навлекай позор на нашу семью, – как бы говорит она.

И я стою в толпе вместе с остальными, глядя, как красные лепестки, прилипшие к ладони миссис Фэллоу, сотрясаются вместе с ее бьющимся в конвульсиях телом, пока цветок наконец не выпадает из безжизненной руки.

Наступает гробовая тишина – после повешения так бывает всегда. Иногда эта тишина длится целую вечность, как будто мужчины хотят, чтобы мы, женщины, как следует прочувствовали то, что произошло с одной из нас, – но на сей раз ее прерывают быстро, словно никому не хочется, чтобы мы задумались над тем, что сделали только что с миссис Фэллоу… чтобы мы поняли, насколько же это подло.

Мистер Уэлк опять обращается к толпе, словно не замечая тела, покачивающегося у него за спиной.

– Теперь у нас тринадцать неженатых мужчин, – объявляет он, показывая на мистера Фэллоу.

Мистер Фэллоу стоит, постно сложив руки перед собой. Хрыч Фэллоу. Я не могу не вспоминать, каким веселым он выглядел сегодня утром. Не как человек, который собрался обречь на смерть верную жену, а как жених, присматривающий себе новую невесту.

Когда толпа начинает медленно расходиться, я вместо того, чтобы идти прочь вместе со всеми, подхожу к виселице. Мне совсем не хочется видеть тело миссис Фэллоу вблизи, но я должна найти цветок. Мне нужно убедиться в том, что он реален, но дорогу мне преграждает Майкл, вставший передо мною, словно кирпичная стена.

– Нам надо поговорить…

– Я тебя прощаю, – торопливо выпаливаю я, пытаясь оглядеть мостовую за его спиной, и одновременно ища глазами цветок.

– Ты прощаешь меня?

– Я просто… сейчас не время, – говорю я, опускаясь на колени и продолжая искать. Где же он может быть? Провалился в щель между булыжниками мостовой?

– Вот ты где! – К нему подбегает Кирстен. – Все готово? – шепотом спрашивает она.

Майкл прочищает горло, а он делает это, только когда не может подобрать слова.

– О, а я тебя и не заметила, – произносит Кирстен с натянутой улыбкой. – Мы с тобой станем лучшими подругами, верно, Майкл?

– Ну, хватит, голубки. – Отец Майкла хватает сына за плечо и тащит прочь. – У вас еще будет для этого время, и предостаточно. А теперь нам нужно идти на церемонию.

Кирстен радостно взвизгивает и упархивает прочь.

Наконец-то можно спокойно поискать цветок, думаю я, когда чья-то сильная рука рывком поднимает меня на ноги.

Стражники сгоняют всех женщин к церкви.

– Подождите… там был цветок… – кричу я, но одна из женщин с силой тычет меня локтем в бок.

Сбивается дыхание, и я совершенно теряю ориентировку. Толпа увлекает меня в сторону церкви, и чем дальше я отхожу от тела миссис Фэллоу, тем слабее становится моя уверенность в том, что у нее в руке и впрямь был красный цветок.

Может быть, так это и происходит – именно так я и теряюсь в пучине таящегося внутри волшебства.

Но даже если цветок и вправду существовал, что с того?

Ведь это просто цветок.

А я всего лишь девушка.

Прежде чем запереть всех женщин в церкви, нас считают. При иных обстоятельствах я бы нарочно сделала что-нибудь вызывающее раздражение, дабы привлечь к себе внимание, и подождала бы, когда матушка сделает мне выговор и велит вести себя прилично. А затем незаметно улизнула бы в исповедальню и сбежала из церкви через покои, в которых живет отец Эдмондс. Это всегда и было самым неприятным – запах настойки опия и одиночества, которым пропитана его спальня.

Но нынче ничего этого не будет. Хотя мне и не достанется покрывало невесты, девушки, которые их получат, наверняка захотят насладиться своим превосходством над нами, остальными, упиться переполняющими церковь завистью и разочарованием, словно изголодавшиеся по крови клещи.

Стоя спиной к занавесу исповедальни, я стискиваю его вишневый бархат. Меня прямо-таки убивает мысль о том, что нынче, когда я лично вступаю в год благодати, я не увижу ежегодной церемонии избрания невест. Но стоит мне закрыть глаза, как я снова чувствую, как сено щекочет мой нос, чую запахи эля и пота, проникающие даже на чердак, и слышу, как мужчины называют имена девушек, которые нынче обретут жениха.