Ким Лиггетт - Год благодати

Отец говорит, что все стражники должны пережить одну процедуру – всего лишь небольшой надрез, дабы избавить их от плотских желаний, и, может статься, так оно и есть, но, думаю, более мучительную боль им причиняет нечто иное – стражникам приходится жить среди нас, и эта жизнь каждый день напоминает им о том, чего они лишены.

Не знаю, почему тогда в лазарете я не испугалась к нему подойти, знаю только, что, когда я села рядом, он зарыдал. Раньше мне никогда не доводилось видеть, чтобы мужчина плакал.

Я спросила его, что случилось, и он ответил, что это большой секрет.

А я сказала, что умею хранить секреты.

И это чистая правда.

– Я люблю одну девушку, Ольгу Ветроне, но нам никогда не быть вместе, – прошептал он.

– Но почему? – спросила я. – Если ты кого-то любишь, надо жить с ней.

Он объяснил, что эта девушка вступила в свой год благодати, что вчера она получила покрывало от парня из хорошей семьи и теперь у нее нет иного выхода, кроме как выйти замуж.

Еще он сказал, что всегда собирался работать в полях, но ему была невыносима мысль о том, что он больше никогда ее не увидит. А став стражником, он хотя бы сможет оставаться рядом с ней. Оберегать ее. Смотреть, как будут расти ее дети, и даже притворяться перед самим собой, что они родились от него.

Я помню, что подумала тогда: это самая романтичная история на всем белом свете!

Когда через год Ханс отправился за девушками в становье, я думала, что, быть может, увидав друг друга, они решат отказаться от своих обетов и сбежать вместе, однако, когда девушки вернулись в город, у Ханса был такой вид, словно ему явился призрак. Его любимой не удалось вернуться домой. Она пропала без вести, и никто так и не узнал, что с ней сталось. Не нашли даже красную ленту. Ее младшую сестренку в тот же день изгнали в предместье. Эта девочка была лишь на год старше меня, и я стала еще сильнее тревожиться не только за своих сестер, но и из-за того, что может случиться со мной, если они не вернутся.

Потом, зимой, увидев Ханса в конюшне, где он ловко вплетал ленту в хвост какой-то лошадки, я спросила его про Ольгу. О том, что с ней произошло. По его лицу пробежала тень. Подходя ко мне, он снова и снова тер ладонью грудь там, где находится сердце, как будто таким образом мог соединить его осколки. Он и по сей день то и дело трет левую сторону груди. Некоторые девушки насмехаются над ним из – за этих непро – извольных движений, из-за постоянного звука трения о ткань, но мне всегда было жаль его.

– Значит, не судьба, – прошептал он.

– А с тобой все будет хорошо? – спросила я.

– Теперь я стану оберегать тебя, – ответил он, и в голосе его прозвучал намек на улыбку.

И с тех пор он меня оберегал.

С тех пор на площади он всегда вставал передо мной, загораживая от моих глаз наиболее жестокие из производимых экзекуций; он раз за разом помогал мне тайком пробираться в амбар, где мужчины собирались в День невест, чтобы я могла за ними понаблюдать; он даже предупреждал меня о том, в какое время стражники делают обход, чтобы я могла не попадаться им на глаза. Если не считать Майкла и девушки из снов, Ханс был моим единственным другом.

– Тебе страшно? – спрашивает он.

Слыша его голос, я удивляюсь. Обычно он не осмеливается заговаривать со мной на людях. Но совсем скоро мне предстоит покинуть родные места.

– А что, должно быть страшно? – спрашиваю я.

Он открывает рот, готовясь что-то сказать, но тут я чувствую, как кто-то дергает меня за платье. Я быстро разворачиваюсь, готовая отругать Томми Пирсона или любого другого, кому хватило наглости дотронуться до меня, но вижу двух моих младших сестер, Клару и Пенни.

– Думаю, мне лучше не знать, в какую историю вы влипли, – бубню я, подавляя смех.

– Ты должна нам помочь, – говорит Пенни, слизывая с пальцев какую-то липкую жидкость. Я узнаю запах – это сладкий кленовый сок. – Мы должны были забрать из аптеки сверток для отца… но…

– Нас перехватили, когда мы туда шли, – выручает сестру Клара, улыбаясь своей наглой улыбкой. – Пожалуйста, забери его вместо нас, чтобы мы могли помыться, пока матушка не пришла домой.

– Ну, пожалуйста, пожалуйста, – опять начинает Пенни. – Ты же наша любимая сестра. Сделай одно маленькое одолжение, ведь скоро мы расстанемся на целый год!

Когда я прихожу в себя, Ханс уже уходит в конюшню. Мне хотелось попрощаться с ним, но полагаю, прощания даются ему тяжелее, чем остальным.

– Хорошо, – говорю я, чтобы прекратить их нытье. – Но вам лучше поспешить. Матушка сегодня не в духе.