Лев Альтмарк - Хреновый детектив

На ходу застёгивая ширинку, он равнодушно скользнул по мне взглядом и посторонился, освобождая проход. Спустя секунду его уже не было.

Изумлённый и моментально вспотевший, я сделал по инерции несколько шагов и замер около умывальника. Сразу исчезли все мои туалетные желания, лишь мелкая противная дрожь пробегала по кончикам пальцев.

Узнал ли он меня? Ведь ему и его команде — а он наверняка действует не один и находится в редакции не случайно — известно, что я выбрался со стройки живым и невредимым, а может быть, даже и то, что в убийстве меня уже не обвиняют. Чёрт их знает, какие у них планы, если им наплевать на то, что я спокойно разгуливаю по редакциям и ищу какие-то концы!

Но так неосторожно подставляться — этого я понять не мог. Откуда им знать, что я ничего не рассказал о Костике в милиции? Хоть он и спас мне жизнь, но убийство-то Скворечникова всё равно на его совести, а может, и убийство Марика… Или и там у них своя лапа?

У меня даже шевельнулась паническая мысль плюнуть на всё и поскорее унести отсюда ноги. Хоть и не попадает снаряд дважды в одну и ту же воронку, тем не менее, два раза подряд фраеру не везёт. Если Костик в первый раз допустил промах, то сейчас будет аккуратней. Раньше я им не мешал, а теперь, когда начал проявлять чересчур бурную активность и почти добрался до газетной статьи, чего со мной цацкаться? Да-с, перспективка…

И вдруг я вспомнил о жене Файнберга Наташке и их малыше. Нелегко им сейчас, ой, как нелегко. Я же дал слово, что разберусь во всём до конца, а потом увезу их в Святой город, куда так хотел попасть Марик. Увезти-то не проблема, после такого кошмара они куда угодно поедут без колебаний, да только будет ли у меня совесть чиста перед ними?

Впору снова пошутить: всё опять развивается как в стандартном детективе, когда герой, то есть я, истекая кровью после жестокой схватки, последним выстрелом убивает коварного соперника, подхватывает на руки жену и сына погибшего друга, садится в шикарный Кадиллак и уезжает туда, где пальмы и бананы… Счастливый хэппи-энд, поцелуй в диафрагму с потом, кровью и, конечно же, спермой…

Когда всему этому придёт хоть какой-то конец, не знаю. Более того, до сих пор я не очень-то представляю, кого ищу и кто олицетворяет вселенское зло в моём дурацком детективе. Да и я никакой не герой, потому что отчаянно трушу и даже периодически подумываю о том, что пора плюнуть на всё и свернуть свои поиски… К тому же, пистолет, из которого, по закону жанра, я должен палить в злодея в последнем акте, у меня позорно конфисковали, другого же мне во веки веков не раздобыть. Про Кадиллак и пальмы вовсе помолчим…

Но в кабинет к главному редактору идти всё равно надо. Иначе я себе потом этого не прощу. Быть так близко к цели и позорно скрыться? Дудки!

В приёмной никого не оказалось. Глубоко вздохнув, я постучал в обитую дерматином дверь и, не дожидаясь приглашения, зашёл.

За столом, заваленном бумагами, сидел крепкий краснолицый мужчина. В руке он держал стакан чая в мельхиоровом подстаканнике и размешивал сахар ложечкой. Глаза мужчины из-под очков с толстыми стёклами неподвижно глядели на дверь, в которую я зашёл, словно после телефонного звонка он только и занимался тем, что ждал визитёра.

— Вы звонили? — вместо приветствия спросил он, неторопливо отхлебнул глоток, поставил стакан на бумаги и вышел из-за стола. Подойдя вплотную, он недобро заглянул мне в глаза, и взгляд его стал удивлённым и настороженным, будто у себя в кабинете он увидал живое ископаемое. Поизучав меня минуту, он усмехнулся и вернулся в своё кресло. — Как же вы осмелились придти ко мне, а? Ну, и нахал! — Он почти по-отечески покачал головой. — Или вы дураком меня считаете, который станет показывать какие-то материалы каждому, кто позвонит? Тем более — ВАМ!

— А что это секрет государственной важности? — попробовал я нащупать почву под ногами. — И почему МНЕ нельзя придти к вам?

Главный снова усмехнулся, отхлебнул чаю и пожал плечами:

— Что ж, сами в петлю лезете, никто вас за уши не тянет… Впрочем, интересно послушать, молодой человек, что вы наплетёте в своё оправдание?

Терять мне было нечего, коленки предательски подрагивали, и, чтобы не выдать своего волнения, я решил крыть правду-матку. Отчаянная злость поднялась во мне, и я понимал, что, если не выскажу сейчас этому незнакомому и явно враждебному человеку всё, что накопилось в душе за последнее время, то сделать этого позднее уже не сумею.