Анна Князева - Кошмар нашей настоящей жизни

– Можешь не сопротивляться… расслабься и получай удовольствие, шлюшка с членом.

– Детей-то хоть успел сделать перед смертью? Если успел, скажи… мы и их убьём следом за тобой.

Сказав это, они продолжили избивать его, а Антон ничего сделать им не смог. Когда он уже лежал на земле, избитый до полусмерти, он осознал, что с этими обстоятельствами смириться не может: прямо своей головой – лбом – он ударил бьющего его по лицу морального урода, но тот лишь разъярился. Урод выдернул мужчину из захвата товарища, а затем бросил на асфальт и начал нещадно избивать: кровь струилась по сторонам. Антон опомнился и с иронией подумал: «Ну хоть снижение количества насильственных преступлений, после сегодняшнего случая, провозглашай публично… какая ирония… какая ирония. Сколько не попадал я уже в подобные ситуации? Со школьных лет? Нет, – в последний раз я дрался с товарищем в университете, и то, не из-за женщины, как принято, а он просто мне долг не возвращал. Что ж, была не была» – с этими мыслями, избитый в кровь, он преодолел головокружение и полутрупом начал бить этого урода, так как ему не хотелось умирать – ему жить надо, ему работать надо, ему надо что-угодно, но не смерть. Он с ноги пнул урода в живот и тот загнулся, хотя и пинался Антон не очень. Затем второй напал вместе с остальными тремя, а бородатый старик так и наблюдал любопытными глазками, как там Антон дерётся: аль выживет, аль нет. Антона в этот момент интересовал, помимо собственного выживания, лишь один вопрос: "Как зовут этого урода?". В условиях ярого, агрессивного или, даже, зверского противостояния Антон дрался с тремя и смог победить ценой сломанной руки, отбитой коленной чашечки и множественными ранами на теле. Противники были относительно него целы и невредимы, так как он просто вырубал их ударом с кулака в висок, в точку сонной артерии или затылок, стараясь только оглушить – куда уж попадал, как и читал ранее в учебнике по анатомии, который фактически спас ему жизнь в текущих обстоятельствах. Мужчина с бородой, молча и спокойно, к нему подошёл, с большим интересом спросив:

– Приятно видеть сильного юношу. Как чувствуете себя после схватки с моими ребятами?

– Да вы животные! Как вы себя ведёте?! Что вы сделали с той девушкой? За что вы её изнасиловали? У вас своих баб нет?!

– Ну это же не я делал… я только наблюдаю за этими животными и не вмешиваюсь, а они напали и терзали и её, и тебя, мой юный друг. Однако, схватка у вас была та ещё… горячая была битва. Ты хоть знаешь, что им за это обещали?

– Не знаю и знать не хочу, потому что меня это не интересует. Я даже принять не могу факт того, что вы подобное устраиваете. Вы же понимаете, что я сейчас звоню в полицию?

– Нет, ты не позвонишь в полицию, потому что я тебе не позволю. Официальное постановление о неразглашении наших действий не позволит им что-либо нам сделать, даже если ты бы смог туда об этом сообщить. Закон нас защищает и никто ничего нам не сделает, кроме, возможно, некоторых людей, которые уже не боятся нас и ничего вообще. Но ты-то боишься… Ты-то слаб. Что ты нам сделаешь? Тебе есть что терять, а, значит, ты слаб.

Антон в этот момент осознал, что действительно так… Что он на самом деле ничего им сделать здесь и сейчас не может и, с горечью и позором в сердце, ощущая себя вновь убожеством, он пошёл к подъезду, чтобы звонить в квартиру друга, весь израненный и сам нуждающийся в помощи…

Аврора несла Аэлиту на спине, немного тяжело дыша: все-таки она девушка и не привыкла носить тяжести весом более 50 кг, но, тем не менее, Антон-то сбежал… мужчин рядом нет – пришлось самой её тащить как можно быстрее. Аврора подумала: «Этого быть не может… нельзя ждать ни минуты… как возможно, что они так её искалечили за такой короткий промежуток времени… только вчера она так смело им противостояла. Так или иначе, кем бы ни были эти масоны, а эту конторку надо бы распустить, а то слишком то, чему я противостою, через них отравляет людям жизнь. Хорошо, что Ава тоже это вовремя поняла, а то стала бы такой же». Аврора наконец-то набрела на ожидавшего клиентов таксиста и прыгнула с бесчувственной, обмякшей Аэлитой в машину, искренне волнуясь за её здоровье. Она попросила его срочно ехать в больницу, а сама пошарила по карманам чёрного кардигана Аэлиты и нашла мобильный Honor, в котором обнаружила номер её отца и позвонила. Аэлита в процессе разговора Авроры и её отца по телефону немного стала очухиваться, хоть и еле соображала. Отец Аэлиты настоял, что вызовет врачей домой и потребовал срочно везти её туда, указав Авроре нужный адрес. Аврора сообщила таксисту и они повернули в сторону района с элитными коттеджами. Изнасилованная и изуродованная Аэлита лежала на заднем сидении такси, истекая кровью и ничего не соображая. Чувствовала она лишь неведомое презрение к себе неведомо откуда… а, может, она сама себя презирала за то, что не смогла убить их? Суть презрения же очень глубока? Почему мы презираем? Потому что узнаём собственную слабость в человеке и не можем смириться с тем, что имеем это в себе… это в результате влечёт неизбежную агрессию по отношению к объекту презрения. Презрение – это чувство сродни процессу критики, оно является полезным, если при этом мы не применяем насилие к объекту презрения. Однако, насилие к объекту презрения все-таки проявляется людьми в реальной жизни и достаточно часто: они не могут это преодолеть, как не могут совладать с агрессией; не могут удержать порыв пустоты в себе от осознания слабости, недостатка, который в будущем часто пророчит их упадок. Что им только рассудок не выдаёт в результате – до проклятий и веры в неизбежность Судьбы доходит… Слабости есть абсолютно у всего и всех, но их надо преодолевать и наступать им на горло, потому что слабости – это просто ошибка. Надо их давить в себе и идти вперёд к цели. Вы спросите, почему? Да потому что слабости – это то, от чего мы умираем, а значит это нужно задавить, чтобы жить и, как правило, задавленная слабость становится силой – силой настоящей, а не искусственной… поэтому здесь можно отметить очень тонко, что проявление суицидального самофашизма приводит человека к эволюции и преодолениям… Это парадокс. но факт реалиев… у людей просто нет выбора – им придется выживать просто так… просто потому что их заставляет жизнь. Так что, убивая кого-то, надо задуматься: "А хуже ли ему я сделал в результате? (Если, конечно, без садизма… Хотя и тут отмучившийся не в поражении… Здесь остальные после него и страдают в итоге. Его опыт боли в людях так и будет сидеть страхом, от которого они будут страдать…" Да и, в принципе, любая драка и противостояние всегда на пользу, потому что люди так развиваются, но, при этом, проявление этого безгранично, если никто в результате не убит – это есть хорошо. Аэлита же не могла даже дать им сдачи – их было слишком много, а Аврора была в шоке от того, что у этих ублюдков даже чести нет. Ведь неравный бой – это уже не противостояние… это уже бойня… а то, что нам мир – только скотобойня у других людей… Аврора со слов Аэлиты прекрасно понимала это. Она с отцом Аэлиты, который посинел от состояния своей дочери, понесли её в особняк. Они прошли через длинный роскошный коридор в одну их спален, где уже ожидал врач со всем необходимым. Отец Аэлиты всхлипнул и вышел прочь из комнаты, а врач, увидев состояние той, приступил к её спасению: в комнату вошли ещё медсестра и санитар, готовые к обеспечению условий операции, потому что у Аэлиты было сильное кровотечение и критическое состояние. Пока врачи спасали несчастную, в коридоре, рядом с дверью в спальню, Аврора слушала ругань на ублюдков, что это сделали, от отца Аэлиты, хоть их и не было рядом. Он явно осатанел от увиденного.