Морин Джонсон - Исчезающая лестница

В полном соответствии с обещанием сенатора, во внедорожнике оказалось достаточно места для коробок и сумок Стиви. Некоторые из них она по возвращении из Эллингэмской академии так и не распаковала, и они у нее просто стояли наготове. Одежду пришлось собирать из корзины для грязного белья (так и не выстиранную), из сушилки, шкафа и ящиков комода. Все ее немногочисленные пожитки, зачитанные до дыр книги, застиранную черную одежду, простыни в ярких пятнах, оставшихся после взрыва стиральной машины… пакет с наспех собранными веревками и шнурками… – все это водитель и телохранитель с бесстрастным мастерством подняли и погрузили в машину, словно представители правоохранительных органов, увозящие с места преступления вещдоки. Сначала – все в сумку, потом – саму сумку в машину. Неважно, что потрепанное и ношеное, неважно, что маленькое.

Рюкзак Стиви не отдала, прижав к себе. В нем было все, в чем она на самом деле нуждалась, если бы решила открыть на перекрестке дверь и выпрыгнуть. Компьютер. Бумажник. Лекарства. Записи. Телефон. И жестяная баночка.

– Ну что, – спросил Эдвард Кинг, засовывая в карман телефон, – волнуешься перед возвращением в школу?

«Волнение» – не совсем то слово. Стиви нужно было вернуться, она этого хотела , но сейчас испытывала совсем другое чувство: тревогу. Волнение и тревога – родственные ощущения, и порой одно можно принять за другое. У них много общего: бурление, кипение, скорость, широко распахнутые глаза и гулко бьющееся в груди сердце. Но если волнение тянет наверх, поднимая человека на более возвышенные и яркие уровни восприятия, то тревога толкает вниз, в итоге он чувствует себя так, будто должен схватиться за вращающуюся землю, чтобы не соскользнуть с нее.

Врач сказал ей, что в этом случае задействуется симпатическая нервная система. Чтобы справиться с тревогой, нужно дать ей пройти полный цикл. О чем она тревожится? Вернется к расследованию дела, к друзьям, к занятиям, вернется к…

Увидит сына Эдварда Кинга. А к нему возвращаться было сложно.

В последний раз они с Дэвидом по-настоящему общались на следующее утро после того, как Стиви выдвинула против Элли обвинения, и та сбежала. В коттедж «Минерва» они с ним вернулись вместе. Вошли в комнату Элли и сели на ее кровать. Дэвид в то утро выглядел таким красавцем. Его лицо, освещенное с одной стороны, будто сияло. Темные волосы завитками длиной в палец залихватски спадали на лоб. Природные горные вершины бровей без конца приподнимались от изумления. Длинный тонкий нос. Поношенная футболка, обтягивавшая торс, обнажала мускулистые руки…

Она хотела его поцеловать, но снаружи, над их головами, раздался какой-то звук. Он встал, чтобы посмотреть, в чем дело, Стиви откинулась назад и вдруг нащупала жестяную коробочку, спрятанную у Элли в постели.

Шум издавал садившийся на лужайку вертолет. Дэвид выбежал на улицу. Стиви подумала, что винтокрылую машину задействовали для поисков, но, когда увидела, на что он смотрел, все изменилось. В этот самый момент ей в глаза бросилась надпись «КИНГ» на борту. Именно тогда она посмотрела сначала на Эдварда Кинга, потом – на Дэвида и впервые поняла, как они похожи. «Знакомься, мой покойный отец», – сказал ей Дэвид.

Затем случилось нечто очень странное. Увидев Дэвида и Стиви, Эдвард Кинг замер на полпути, кивнул и свернул к Гранд-Хаусу. Вертолет улетел. Насколько понимала Стиви, в тот момент рядом не было никого, кто прочел бы надпись на борту или увидел бы Эдварда Кинга.

Дэвид повернулся к девушке и сказал:

– Теперь ты все знаешь.

Он ждал от нее какой-то реакции, но таковой не последовало. Мозг Стиви никак не мог переварить, что единственный парень, к которому она питала такие чувства и с которым так много общалась… что Дэвид был сыном…

Ухмылка на лице Дэвида с каждой секундой становилась шире.

– Ну да, – сказал он, – я так и думал.

Затем повернулся и ушел. Это были последние слова, которыми они обменялись. Всю оставшуюся часть дня Дэвид ее избегал, в то время как она избегала его на следующий. А потом уехала, и с тех пор они больше не общались. Несколько раз она подумывала о том, чтобы связаться с ним, но на этом пути стояло слишком много эмоций: отвращение, страх, тоска.

И в том, что именно Эдвард Кинг теперь вез ее обратно, был некий смысл. Цикл подошел к своему завершению.

Внедорожник подъехал к какой-то закрытой зоне аэропорта, отгороженной сетчатым забором, и остановился у светящихся красных ворот с постом охраны. Водитель что-то показал, горящий красный шлагбаум поднялся, впустил их внутрь, и они подъехали к небольшому, отдельно стоящему зданию, внутри которого не было ни периметра безопасности, ни терминала, ни телескопического трапа. Затем вошли в пустую комнату, напоминающую вестибюль банка, и зашвырнули вещи в рентгеновский сканер, ожидавший там к их услугам вместе с оператором, который, казалось, не проявил никакого интереса к содержимому и лишь махнул рукой, показывая, что можно идти дальше. Они прошли мимо нескольких удобных кресел и стенда с газетами и глянцевыми журналами, которые можно было беспрепятственно взять с собой. Потом миновали череду автоматических дверей, опять вышли на улицу и зашагали к самолету.