В двадцатый день плена, сидя в гробу, представленном шифоньером, почти полностью лишенном воздуха, я стала размышлять над именем своего ребенка, стремясь вложить в него какое-то значение.
Шифоньер-клетка, казалось, был обильно полит едкой кошачьей мочой. В отсутствие вентиляции на жарком весеннем чердаке я начала потеть и задыхаться. Если я считала свою комнату внизу камерой-одиночкой, то шкаф можно было сравнить с капсулой, выброшенной из космического корабля и кувыркающейся в безвоздушном пространстве. Вон пролетает мой корабль. Вон пролетает моя планета. Гравитация на меня не действует, предательски отпуская меня к звездам.
Он оставит меня здесь на весь день? Или еще дольше?
Думаю, прошел час.
От жары я отключилась.
Я пришла в себя, когда он отпер шкаф и я растянулась на полу, ударившись головой о его ботинки.
— Вот сука!.. — взвизгнул он, выдергивая ноги из-под моей головы, как если бы это была крыса.
Задыхаясь, я напоминала бьющуюся на берегу рыбу.
— О чееерт, — топая ногами, забормотал он. — Черт, черт, черт.
Носком ботинка он слегка пнул меня по ребрам. Видимо, ему было лень наклоняться и пытаться облегчить мне дыхание, и он решил таким образом проверить мой пульс. Пока он стучал по моей грудной клетке окованным в железо ботинком, я изо всех сил пыталась набрать воздух в практически спавшиеся легкие. Я кашляла, хрипела и давилась, пока мне наконец не удалось достичь какого-то плато и нормализовать дыхательный ритм. За все время моей борьбы я ни разу не открыла глаза, а он ни разу не наклонился, чтобы помочь.
Когда мне удалось отрегулировать вдохи через нос, я свернулась калачиком и приоткрыла правый глаз, обращенный к потолку. К несчастью, я встретилась взглядом с его горящими глазами, и на какое-то мгновение мы застыли в опасном равновесии взаимной ненависти.
Он пришел в движение первым.
Стремительно взмахнув рукой, он сгреб пятерней мои рассыпавшиеся по полу волосы. Рванув их вверх, он приподнял мою шею и верхнюю часть корпуса, вынудив сесть, но тут же поволок назад, отчего мой копчик с силой ударялся обо все неровности и стыки твердых досок.
Позвольте, я попробую описать причиняемую мне боль. Представьте, что вы выдавили десять тюбиков суперклея в шляпу, после чего надели ее себе на голову, позволив ее краю и внутренней поверхности слиться со всеми фолликулами посредством расползающихся метастаз застывающего клея. Теперь прицепите верхушку шляпы к ветке дерева, находящейся чуть выше вашего роста. Выпрямитесь. Шляпа рванет каждую прядь, едва не вырвав ее с корнем и до отказа натянув кожу. Вы даже треск услышите.
Он тащил меня по полу, а я извивалась и то подскакивала, то скользила, стремясь хоть на мгновение облегчить свои мучения. Обеими руками я впилась в его предплечье и перебирала ногами, опираясь и падая, опираясь и падая. Моя голова, казалось, была охвачена огнем — бушующим, трескучим, раскаленным добела пламенем. Мне не удавалось опереться так, чтобы хоть что-то противопоставить его рывкам, опрокидывающим меня назад.
Мое тело извивалось вправо и влево — я была как пойманный тунец, который яростно колотит плавниками и сопротивляется, но его все равно неумолимо вытаскивают из моря.
Естественно, с таким количеством вращений мое бесценное новое преимущество — спрятанная в трусы резинка — выскользнула и поползла вверх, к моей взмывающей вверх талии. Теперь ее место было таким ненадежным, что, продолжи я перебирать ногами в поисках опоры, она наверняка выпала бы на пол. У меня был выбор — облегчить боль или спасти резинку. Резинка. Я расслабила и выпрямила ноги, позволив ему до отказа натянуть мои волосы.
Как опытный карманник, я сунула руку себе в брюки и, нащупав резинку, что было сил стиснула ее в кулаке.
Он был настолько поглощен стремлением причинить мне как можно больше боли, что ничего не заметил. Когда мы оказались у лестницы, он бросил меня на голый пол. Моя задница была исколота сотней щепок, а копчик превратился в сплошной кровоподтек. Я не исключала того, что он сломан, но моя решимость взмыла выше горных вершин, выше миллиардов галактик, выше Бога, Его ангелов и Его врагов и выше миллионов матерей пропавших детей. Я знала — теперь он умрет в мучениях.
— Вставай, сука!
Я медленно поднялась, преодолевая боль, но держа стиснутые кулаки за спиной.
И снова это противостояние. Я хотела, чтобы он первым начал спускаться по лестнице, предоставив мне возможность перепрятать мою резинку.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу