Сергей Курган - Маскарон. Роман

Аня читала «Дело фрау Анны Ханзен» дальше.

18 июня: Отказалась признаться. Подвергнута бичеванию.

20 июня: Подвергнута пытке тисками для больших пальцев. Призналась.

Ну, еще бы! Выдержать такую пытку мало кто может. Тут признаешься в чем угодно: в том, что ты оборотень и ешь маленьких детей, что вызываешь бурю, засуху, неурожай, и так далее. Причем, так называемая «предварительная пытка» чаще всего даже не упоминалась в отчетах, так как пыткой вообще не считалась, и несчастная, доведенная истязаниями до самооговора, считалась «признавшейся добровольно».

Теоретически, пытки допускались лишь в крайнем случае, но на деле использовались постоянно. Хотя, по закону, пытка не могла быть повторена, в реальности это совершенно игнорировалось. Так, распространенной практикой было проведение трех кругов пыток – их называли «сессиями».

В ходе допроса каждый обвиняемый должен был назвать имена «сообщников» или тех, кого он подозревал в ереси. Никакие апелляции не рассматривались. Наконец, вся собственность осужденных конфисковывалась.

«28 июня: Анне Ханзен зачитали ее признания», – продолжала читать Аня.

«30 июня: Добровольно подтвердила свои признания». Приговорена к смерти.

«4 июля: Оповещена о дате казни».

«7 июля: Обезглавлена и сожжена».

Скорость бамбергских судов была впечатляющей даже для того времени. Это был настоящий конвейер. Самый тяжелый период начался в 1609 году, когда князем-епископом стал фон Аусхазен – одиозная фигура, один из самых ретивых охотников на ведьм, который за время своего правления с 1609 по 1622 год сжег более 300 человек. Самым страшным был 1617, когда было сожжено 102 «ведьмы».

Однако «подвиги» Аусхазена совершенно бледнеют при сравнении с итогами деятельности его преемника – Готфрида-Иоганна-Георга Фукса фон Дорнхайма, прозванного «Ведьмовским епископом» – он спалил не менее 600 человек, причем он не считался даже с императором!

Люди разбегались из Бамберга кто куда. Многие бежали либо в близлежащую Богемию, либо в Регенсбург – ко двору императора. А те, кто мог себе это позволить, даже в Рим. И именно в это время погибла та, кого Аня искала – ее далекая прародительница, ее «Пра».

Она отложила «Дело Анны Ханзен» в стопку уже просмотренных, устало прикрыла глаза и откинулсь на спинку стула. «Еще один, последний судебный отчет, и на сегодня хватит», – решила Аня и горько усмехнулась: «На сегодня, говорите. Ох»… Она чувствовала, что этого ей хватит на всю оставшуюся жизнь.

Открыв глаза, она взяла следующую папку. Когда она ее раскрыла, взгляд сразу выхватил имя: Агнесса. Аня почувствовала, как ее словно ударило током, сердце гулко застучало. «Агнесса»… Но ведь именно так звали женщину, о которой говорил Серж, когда они с ним в Шамборе сидели в машине под проливным дождем. Аня помнила это так, будто это было вчера. Серж тогда сказал Ане, что она очень похожа на некую Агнессу, которая жила в Бамберге и которая, по его словам, «умерла, погибла»; и добавил: « очень давно». Неужели…

– «Я на нее похожа», – подумала Аня. – «Так может, это значит, что мы в родстве? И та женщина, о которой говорил Серж, это и есть ее «Пра»?

Такое сходство через поколения случается, Аня это знала. Так кто эта Агнесса Штробль? Ее «Пра», или же их не связывют никакие родственные отношения?

Логика и здравый смысл подсказывали, что вероятнее второе, и вряд ли это ее «Пра»: слишком уж быстро она ее нашла. «Такие скорые находки в архивах маловероятны, – размышляла Аня. – Но ведь не исключены»! Так что же? Это «пустышка»? Ложный след? Или..? Интуиция молчала. Но было что-то еще, что не говорило «нет». Это «что-то» зашевелилось где-то глубоко-глубоко в душе, и она не могла его точно назвать. Может быть, это было именно то, что называют «голосом крови»?

И вдруг она вспомнила слова бабушки, когда та, незадолго до своей смерти, рассказывала двенадцатилетней Ане семейное предание. Бабушка сказала, что имя сожженной было утеряно, так как рассказ этот всегда передавался в семье из уст в уста и никогда не записывался. Но известно, что имя было не немецким, а латинским и, как выразилась бабушка, «с каким-то смыслом». «Это было «говорящее имя», – добавила она.

«Агнесса! Ведь это имя латинского происхождения», – подумала Аня, – «и оно действительно „говорящее“! „Agnessa“ по-латыни значит „агница“, „овечка“. Невинное создание, приносимое в жертву. Да, это имя со смыслом». Аню охватило волнение. Что это? Пустой номер или еще одно указание на «Пра»? Последнее ничем не подтверждалось, все это вполне могло быть совпадением. Факты не говорили ничего определенного – сведений было слишком мало. Интуиция продолжала молчать. Но угнездившееся в глубине души «что-то» оставляло надежду.