Калеб Карр - Алиенист

Я слабо кивнул.

– Мы нашли его квартиру.

– Сара мне сказала, – ответил Ласло, слегка встряхнувшись. – Вы все сделали прекрасно, Джон. Все вы.

– Прекрасно… – фыркнул я. – Маркус полагает, что Бичем уже не вернется туда. И сейчас я склонен с ним согласиться. Все это время кровавый ублюдок опережал нас на шаг.

– Возможно, – пожал плечами Крайцлер.

– Сара сказала вам про карту?

– Да, – ответил Ласло. К нам подошел официант с двумя стаканами свежего томатного сока. – И Маркус выяснил, что это. Схема городской системы водоснабжения. За последние десять лет она была полностью модернизирована. Скорее всего, Бичем украл карту из Городского архива.

Я пригубил сок.

– Система водоснабжения? К чему это все, черт возьми?

– У Сары и Маркуса есть догадки, – ответил Крайцлер, накладывая себе из маленькой тарелки немного тушеного картофеля с медальонами из артишоков и трюфелей. – Полагаю, они обо всем вам расскажут.

Я взглянул прямо в его черные глаза.

– Значит, вы не вернетесь? Крайцлер тут же отвел взгляд.

– Это невозможно, Джон. По крайней мере – сейчас. – Он нарочито обрадовался блюду с яйцами по-креольски. – Вы уже составили план на воскресенье – на Иоанна Крестителя?

– Да.

– Для него это очень важная ночь.

– Догадываюсь.

– Тот факт, что он оставил… свои трофеи, – это указывает на определенный кризис. И кстати, сердце в шкатулке. Полагаю, оно принадлежало его матери. – Я только пожал плечами. – Вы, разумеется, в курсе, – продолжал Ласло, – что в «Метрополитен» на воскресный вечер назначен бенефис в честь Эбби и Грау?

У меня просто отвалилась челюсть:

– Что?

– Бенефис, – повторил Ласло едва ли не весело. – Банкротство очень подкосило здоровье бедняги Эбби. Хотя бы поэтому нам следует его посетить.

– Нам? – вскрикнул я. – Крайцлер, во имя всего святого, – нам предстоит охота на убийцу!

– Да-да, разумеется, – ответил он. – но позже. Бичем никогда не действовал раньше полуночи. И нет никаких причин полагать, что в воскресенье он изменит этой привычке. Так почему бы не совместить приятное с полезным – скрасить наше ожидание и заодно помочь Эбби и Грау?

Я уронил вилку.

– Я понял. Это я теряю рассудок. Вы всего этого сейчас не говорили, вы не можете…

– Морель будет петь Дон Жуана, – соблазнительным тоном продолжал Крайцлер, отправляя в рот новую порцию голубя с яйцами. – Эдуард де Реске – Лепорелло, и едва ли осмелюсь сообщить вам, кому достанется партия Церлины…

Я еще раз негодующе фыркнул, после чего все же спросил:

– Фрэнсис Савилль?

– «Ногастой», – подтвердил Крайцлер. – Дирижирует Антон Зайдль. И, кстати. Донну Анну поет Нордика.

Сомнений не было – по его описанию выходило, что вечер в опере действительно будет выдающимся, и я немедленно загорелся. Но в желудке у меня кольнуло, поскольку я сразу же представил себе Джозефа, и все фантазии о приятных вечерах стерло начисто.

– Крайцлер, – холодно сказал я. – Не знаю, что позволяет вам сейчас здесь сидеть и запросто болтать об опере, словно все эти люди, которых мы знали оба, не…

– Я ничего не говорю запросто, Мур. – Его черные глаза разом помертвели, а голос наполнила какая-то холодная ярость. – Я заключаю с вами сделку. Вы идете со мной на «Дон Жуана», а я возвращаюсь к следствию. И мы заканчиваем это дело.

– Возвращаетесь? – ошарашенно произнес я. – Но когда?

– Не раньше чем мы побываем в опере, – ответил он. Я вознамерился было возразить, но Ласло твердо поднял руку. – Я не могу сказать вам ничего подробнее, Джон, так что лучше не спрашивайте. Скажите одно – вы согласны?

Что ж, разумеется, я согласился – что еще мне оставалось делать? Несмотря на все наши достижения за последние недели, смерть Джозефа заставила меня усомниться в том, что мы способны довести дело до конца. Одной мысли о возвращении Крайцлера хватало на то, чтобы подстегнуть меня, и я даже расправился с целым голубем, после чего мы покинули Дэла и устремились в центр. Крайцлер говорил загадками – это правда, но он никогда этого не делал из простого каприза, следовательно, у него должна быть веская причина вести себя именно так. Я пообещал привести в порядок свое вечернее платье, и мы ударили по рукам. Хоть я и горел желанием немедленно поделиться новостью о возвращения нашего друга с остальными, Крайцлер попросил этого не делать. И превыше прочего – ничего не говорить Рузвельту.

– Я прошу об этом не из мстительности, – объяснил Крайцлер, когда я выходил из его коляски на северной оконечности Юнион-сквер. – Теодор в последние дни вел себя достойно и любезно, особенно в упорных попытках отыскать Коннора.